Взлёт и падение. Книга первая. На высоте. Валерий Гудошников

подразделением, а также значения их в повышении эффективности и качества производства…»

      Я, автор, напечатал это и мой компьютер не в силах «переварить» сию абракадабру тревожно замигал мне зелёным светом. И у меня возникли опасения: не «свихнётся» ли он, пытаясь понять ЭТО? Читатель, я ничего в этих документах не выдумал. Их выдумывали чиновники МГА и УГА.

      «Свихнуться можно! – подумал Бек. – И я должен читать лётчикам эту галиматью?».

      Дальше он читать не стал. Привычно нацарапал: изучено. И поставил дату и подпись.

      К двум часам с грудой бумаг было покончено. Конечно, если бы он их все читал – не хватило бы и трёх дней. Несколько документов он отложил в сторону. Выражаясь библейским языком, отделил злаки от плевел. Плевел было много. А вот эти несколько -нужные, касающиеся непосредственно лётной работы. С ними ещё придется поработать. Всё остальное – утиль. Собрав их в охапку, отнёс начальнику штаба лётного отряда Чувилову. Тот сидел в своём кабинете и сосредоточенно рассматривал сетевой график подготовки и проверки лётного состава, который занимал поверхность двух сдвинутых канцелярских столов.

      – Получи свою макулатуру, Чувилов, – нервно произнёс Бек. – Здесь есть работы, достойные республиканской психиатрической больницы. Всё изучил под роспись.

      Начальник штаба оторвался от созерцания графика, стянул с носа очки и уставился на командира эскадрильи.

      – Очки втираешь, Бек? Чтобы всё изучить – неделю надобно.

      – Ты-то сам их хоть читаешь? Знаешь, что присылают нам из высоких кабинетов? Галиматью за руководящими подписями. Га-ли-мать-ю! – произнёс по слогам. – Куда идём, Чувилов?

      Чувилов, старый лётчик, летавший ещё в золотой век авиации, лично знавший Марка Шевелёва, помнил времена, когда лётчиков уважали, прежде всего, за лётный почерк, за умение постоять за свой экипаж, за своё подразделение, а не за горы порождённых бессмысленных бумаг, печально улыбнулся:

      – У меня три эскадрильи в отряде. Когда же мне твою галиматью читать. Здесь не читальный зал, а штаб лётного подразделения.

      – Это не моя галиматья, – ворчливо произнёс Бек. – Лучше весь день летать, чем эту макулатуру трясти.

      – Вот я и говорю, – продолжал Чувилов, соскучившийся по общению, – когда же мне твою галиматью читать? А галиматья она потому, что там, – ткнул он в засиженный мухами потолок толстым, словно разваренная сосиска, пальцем, – кому положено читать эти творения – не читает. А подписывает, не глядя, не вникая, что ему подсунут. И невольно сам посмешищем становится. Вот он, пафос-то! Поэтому всё это дерьмо до нас и доходит. Ну да лётчиков ведь надо как-то на скучных разборах развлекать. Э-э, – махнул он рукой, – уйди, Бек, не расстраивай меня. Брось свою макулатуру в шкаф и уйди.

      Бек так и сделал. Вернувшись в эскадрилью, бросил взгляд на допотопные настенные часы. Они стояли. Он подтянул гирю, несколько раз раскачивал маятник – всё бесполезно.

      – Когда