След на мокром асфальте. Валерий Шарапов

фельетонишко. Поостыв, был вынужден признать: ничего так, бойко накалякано. На голубом глазу излагалось, что случай, оказывается, уже вызвал большой резонанс. И что общественность, – ну надо же, – давно негодует: как так получилось, что наша народная милиция не смогла защитить заслуженного пострадавшего? Как милиционеры допустили столь вопиющее нарушение законности? Разбирая мимоходом различные версии и небрежненько эдак подчеркивая недостаток квалифицированных кадров, неведомый борзописец выдавал напоследок такое, от чего у Сергея дым из ушей повалил:

      «Наша милиция просто не справляется со своими обязанностями. Стражам порядка некогда заниматься реальными делами, они тратят свое время на отфутболивание, отписки и бюрократию. В результате страдают и простые люди, и заслуженные личности. Мы призываем граждан быть бдительными, мы можем надеяться лишь на себя…»

      «Кто бы ни написал – удивительная гадина. Редкая сволочь. Любопытно было бы узнать…»

      Один из упомянутых безруких, неспособных к продуктивной работе, неквалифицированных и просто дрянных милиционеров как раз вернулся.

      – Что, прохлаждаешься с чайком да газеткой? Накапай старому другу. На́ вот, на стол тебе. – Иван Саныч выложил на стол леща, размером с добрую сковородку, полбуханки хлеба и вот такенную головку чеснока.

      – Мерси. – Акимов, наливая ему чай, подсунул и газетку с дрянной кляузой. – Зря завидуешь. На́ вот, насладись.

      – О, фельетончик, – порадовался было Остапчук и нацепил очки.

      Всего несколько секунд спустя благодушие его испарилось, сержант стал невообразимо зол, красен, задал тот же вопрос, который вертелся в голове у Акимова, только вслух и нецензурно.

      Тут и начальство подтянулось, вернулся и заглянул к ним в кабинет Сорокин:

      – И вам всем доброго дня. И о чем же ругань?

      – Здравия желаем! А вот. – Остапчук с отвращением сунул руководству в руки газету.

      – Интересно, – сказал Сорокин и отобрал у него очки. Пробежав глазом заметку, хмыкнул и спросил:

      – Кто-нибудь видел заявление, об угоне автомобиля товарища Т.?

      – Никак нет, – доложил Акимов, – я еще раз проверил.

      – Чего тогда кипятитесь – совершенно не понимаю. Мало ли какую ахинею публикуют на последней странице центральной прессы.

      Капитан Сорокин говорил добродушно, спокойно, глазом не искрил, зубами не скрежетал, и лишь знающий его человек легко мог увидеть, что он в ярости.

      – Очевидно же, что произошло недоразумение.

      – Недоразумение?! – прищурился Остапчук.

      – О клевете говорить еще рано, хотя… Сейчас проясним.

      И, прихватив газетку, капитан удалился в свой кабинет к телефону. Дверь прикрыл плотно, что свидетельствовало: разговор будет серьезный, на повышенных тонах, не предназначенный для ушей подчиненных. И короткий – пяти минут не прошло, как Сорокин появился вновь, с челом, разгладившимся и посветлевшим. Заверил:

      – Долго ли