След на мокром асфальте. Валерий Шарапов

надо бы обеспечить сохранность следов – а как я их сохраню?»

      Тут с неба опрокинули очередное ведро, и стало совершенно неловко держать народ на улице. Акимов крикнул:

      – Товарищи свидетели, кто что видел, слышал, может сообщить, попрошу пройти со мной в отделение! Пойдемте, граждане, чего зря мокнуть?

      И те, кто и так шел своей дорогой, остановились узнать, что случилось, и те, кто в самом деле считал, что что-то видел, – их было всего трое, отправились за лейтенантом. Причем так скоро, что Колька, вернувшись на место, только ошалело оглядывался. Вроде бы минуты не прошло, как Сорокин его отправил, – а вот уж и нет никого. Колька, открыв зонт, смирно стоял под ним и ждал Акимова, понимая, что бегать туда-сюда нет никакого смысла.

      Тут с грохотом и дребезжанием прибыл автобус с опергруппой. Водитель распахнул дверь, выгрузились один за другим: незнакомый товарищ в штатском, в кожаном плаще и шляпе, дамочка в дождевике, глаза навыкате, губы поджаты, в руках – неведанной красоты фотоаппарат, да еще с прикрученной магниевой вспышкой. Последним выбрался знакомый уже медик Симак Борис Ефимович, маленький, сухой, похожий на воробья, разговорчивый, всеведущий и вездесущий. Выбравшись из автобуса, он немедленно начал возмущаться, что сыро и погода несносная. Увидев Кольку и узнав его, поздоровался, но ворчать продолжил:

      – Погода фуфло и уйма постороннего народу.

      – Я не посторонний, – криво усмехнувшись, объяснил Колька, – мой отец пострадал.

      – Прости, – с чувством проговорил медик, – жив?

      – Да.

      – Это хорошо, а где он?

      Колька указал.

      – Потерпевший жив, – вслух повторил Симак, и, повернувшись, возмутился, – а что тогда меня выдернули? Скорой было бы довольно.

      – Нет ее еще.

      – Нет так нет, пойду гляну, раз уж все равно тут, – сказал он и отправился на дачу, предоставив коллегам возиться под дождем.

      И снова Колька паинькой стоял в сторонке, с трудом сдерживаясь, чтобы не помчаться за Симаком. Он понимал, что помочь ничем не сможет, а помешать – помешает. Там и так уже есть одна никчема, Мур-Мурочка эта…

      Тут он увидел, как отодвигается доска из забора, огораживающего Санькину голубятню, и оттуда лезет сам Приходько.

      – Че, как?

      – Жив.

      – Фу ты, – и лишь после этого, протянув руку, хлопнул в утешение по плечу.

      Немедленно возник товарищ в кожанке, развыступался:

      – Тебе что тут, кино? Марш домой.

      Санька нагрубил в ответ:

      – Полегче тут! Это вот сын дяди Игоря!

      – Товарищи, это что за шкет? – спросил муровец.

      Приходько нагрубил еще раз:

      – Ишь, сыщик! Имя пострадавшего не знает!

      Колька, отвернувшись от неловкости, дергал приятеля за мокрый рукав. Кто знает, чем бы выступление Саньки закончилось, но тут возник запыхавшийся Палыч.

      – А, Коля, ты тут. Здравия желаю, товарищи.

      – Участковый, почему посторонние на месте происшествия? – придирался муровец. – Обеспечь порядок.

      – Есть, – козырнул Акимов,