Московские грезы. Две книги под одной обложкой. Татьяна Устинова

между Галицкими.

      – Я жду объяснений, – сказала она. – Что за Селезнев, почему он должен жить в моей квартире и что за вопросы про двенадцатое апреля?..

      Ник и Сандро посмотрели друг на друга.

      – У вас в подъезде есть камеры? – спросил наконец Ник.

      – Можно мне бутерброд с сыром? – попросил Сандро. – А то моя преждевременная кончина от голода будет на вашей совести!..

      Ух ты, оценил Ник. И никаких тебе «е» и «че», и никакого «пипца», а сплошная «преждевременная кончина»! Оксфорд, аспирантура, Шекспир, всякое такое…

      – Есть бульон, – не моргнув глазом сказала Авдотья Андреевна. – Из петуха, он гораздо вкуснее куриного. Хотите?

      – Хочу! – завыл Сандро. – Вы святая и посланы нам небом!..

      – Ничего себе, – удивилась девица.

      – Видите ли, – начал Ник, – я встретил на вашей лестничной площадке мужчину, и он сказал, что живет в этой квартире. Такой… невысокий, в светлом плаще.

      – А потом этот же человек сказал, – подхватил Сандро, – что видел меня здесь же в ночь с двенадцатого на тринадцатое апреля.

      – В моей квартире?! – поразилась Авдотья Андреевна, помещая на чугунную конфорку газовой плиты медный ковшик. – Если вы здесь были хоть в какую-то ночь, я бы запомнила!..

      – Кто кроме вас здесь живет?

      – Никто, – сказала девица. – Вам с лапшой или так?

      – А как быстрее?

      Она усмехнулась, ловко опустила в кипящий бульон горсть лапши и сказала, что и так и сяк быстро.

      – Мы не продвигаемся, – заметила она, нюхая пар. – Я ничего не понимаю.

      – Мы сами, честно сказать, ничего не понимаем.

      – Плохо, – заключила Авдотья Андреевна.

      Разлила огненный бульон в две одинаковые тарелки, выложила салфетки и ложки, подумала, поставила в центр солонку и перечницу. Братья принялись синхронно хлебать.

      Она уселась на свое место и честно ждала, пока они поедят. Сандро доел суп в пять минут, и она добавила ему еще.

      – Понимаете, – проговорил Сандро, нагибаясь над тарелкой, – я в тюрьме сидел, проголодался сильно.

      Если она и дрогнула, то виду не подала.

      – В тюрьме, должно быть, рацион так себе.

      Она забрала тарелки, подала чашки и невесть откуда взявшееся блюдо с сыром и виноградом – когда она успела все это соорудить, непонятно!..

      – А вашего соседа Милютина? Вы знали?

      Авдотья Андреевна пожала плечами.

      – Его хорошо знали мои бабушка и дедушка. А я… просто соседствовала. У него собака такая была забавная, дворняга, но очень умная! С собакой мы дружили. Я иногда с ней даже гуляла, когда Александр Аггеевич просил.

      – А его родственников знали?

      – Не было никаких родственников, – заявила девица. – Бабушка всегда Александра Аггеевича жалела, говорила, что человек совсем один на белом свете, нехорошо это. Почему вы спрашиваете? Вы из полиции, что ли?

      – Там мы тоже были, – махнул рукой Сандро. – Я прямиком из КПЗ.

      – Мы не из полиции, – сказал Ник.

      – Тогда что вам нужно?

      Ник