Московские грезы. Две книги под одной обложкой. Татьяна Устинова

если она дома, а там посторонние люди, значит, ей совсем плохо, да? Да, Ник?..

      Старший брат выскочил на проезжую часть и вскинул руку. Через секунду рядом притормозило желтое такси. Ник полез в машину. Младший подбежал и стал дергать дверь с другой стороны.

      – Не открывается! – огрызнулся водитель. – Не открывается она! Туда иди!

      Ник не успел подвинуться, Сандро плюхнулся почти к нему на колени.

      – Пробки, – сквозь зубы сказал Ник, – мы будем ехать два часа!

      – Давай сначала ко мне, я своего водилу вызову. С ним быстрее. Он ездит, как на истребителе летает.

      Ник не слушал.

      Мать в жизненной системе координат обоих братьев была величиной… незыблемой, вне времени и вне любых жизненных течений. Все имели право стареть, хиреть, отставать от молодых, ничего не понимать в современности и не уметь пользоваться интернетом!.. Все имели право – кроме матери. Мать всегда была и оставалась лучше всех – она не старела или старела как-то так, что братья этого не замечали; она знала по именам всех модных блогеров, и они ее смешили или сердили; она посещала выступления сына, и у нее ни разу не дрогнуло лицо от вязкого, дрянного, неизобретательного мата, которым разговаривали рэперы, их друзья и подруги; она любила и пестовала свой сад, как истинная английская леди, и готовила, как самая настоящая грузинка; она носила джинсы, белые футболки и черные пиджаки, а на церемонию награждения Сандро или на защиту Нико наряжалась так, что к ней весь вечер по очереди приставали все мужчины, от аспиранта Олега и рэпера Сиплого до старенького Михаила Наумовича и поэта Андрея Дмитриевича Дементьева, который знал толк в интересных дамах!..

      С ней никогда и ничего не может случиться. Она Нефертити – вечная и прекрасная. Ей не может быть… плохо!.. Она может сердиться, раздражаться и негодовать, но ей не может быть плохо! Она всю жизнь жила так, что всем вокруг казалось, что ей хорошо, лучше всех!..

      Очень быстро таксист довез их до небоскребов. Заходили они через какую-то пожарную калитку, журналистов возле нее не было, никто их не задержал, и они без помех оказались то ли на сорок восьмом, то ли на пятьдесят четвертом этаже.

      – Маргарита Степановна! – заорал Сандро с порога. До этого братья не проронили ни слова. – Данияр приехал?! Позвоните Глебову, скажите, что мы в Луцино! Пусть срочно найдет каких-нибудь врачей! Маргарита, вы слышите меня, вашу мать!..

      – Ой, ты уже вернулся, да? – спросило возникшее из воздуха бело-рыжее существо с чупа-чупсом во рту. – Сандрик, ты вернулся? А это кто с тобой? Опять брат?

      В гостиной показалась домработница, вид у нее был встревоженный.

      – Каких врачей, Александр Михайлович? Зачем найти?

      – Любых! – в лицо ей проорал Сандро. – Самых лучших!!! Где Данияр?!

      – Я здесь, Сандро.

      – Поехали, быстро!.. Что ты тут торчишь, твою мать, ты давно должен быть в машине!

      Неторопливый и по-восточному уважительный водитель не удивился, вид у него был такой, словно ничего не происходит.

      – Какую машину брать?

      – Да положить какую, лишь бы быстрей