Схрон. Юрий Мартыненко

хоть нового? Бьют наши фашистов?

      – Бьют, Матрёна. Только перья от них летят.

      – Побыстрее бы уж общипать этого ирода Гитлера.

      – Вот и я говорю, может, к Новому году попрём? У Глушака мнение спрашивал.

      – Когда?

      – Да разговаривали после сенокоса.

      – И что говорит Матвей-то?

      – Что говорит? Что говорит? Ничего не говорит. Не знает он.

      – Откуда ему знать? Ни он не знает, ни мы не знаем. Никто не знает.

      – А как думаешь, Матрёна, Сталин знает?

      – А ты пойди, спроси у него.

      – Я серьёзно, Матрёна.

      – Конечно, знает. Он знает всё, что нам, простым смертным, знать пока не полагается.

      – Вот и я разумею, что Сталин знает. А если он знает, то особенно и переживать поди не надо? Как думаешь, Матрёна?

      – Как не переживать? Вон, сколько людей в июле на войну уехало. Только с одних нас полдеревни, а со всей страны? Представить страшно…

      * * *

      …В первые военные месяцы поля опустели. На фронт забрали главных работников – мужчин, а также технику и лошадей. Молодёжь мобилизовали на оборонные предприятия. Не хватало трактористов, комбайнёров и других специалистов. Вся тяжесть сельскохозяйственных работ легла на плечи женщин, стариков и детей. В этих условиях руководство делало всё возможное, чтобы обеспечить уборку и сдачу хлеба. Не случайно на страницах газет агропромышленная тема была основной. В июле 1941 года обком ВКП (б) обязал местные органы власти привлечь к проведению сельскохозяйственных работ все трудоспособное население, включая домохозяек и школьников. В таких чрезвычайных условиях своевременно убрать урожай 1941-го и подготовить землю под посевы следующего года не удалось. Началось сокращение возделываемых площадей, уменьшилось поголовье скота, резко снизилась урожайность.

      – Слышь, Матрёна, – с порога известил жену Ермоха, вернувшись с собрания колхозного актива, – курсы механизаторов открываются.

      – Когда? Где?

      – Буквально на днях. При машинно-тракторных станциях. Председатель сказал, что для исправления ситуации решено усилить подготовку механизаторских кадров.

      – И сколько будут учить?

      – Трёхмесячные курсы без отрыва от работы.

      – Понятное дело. Вон сколько народу забрали на войну.

      – Был бы помоложе, тоже записался, – скороговоркой сообщил доверительно Ермоха.

      – Чего?

      – Тоже, говорю, записался бы. Председатель был на совещании в районе. Говорит запись по хозяйствам идёт полным ходом. И на трактористов, и на комбайнёров. Говорит, что много женщин идут.

      – Вот с этого бы и начинал «много женщин», – недовольно передразнила Матрёна, сделав акцент на последних словах мужа.

      – Ну, едрёный корень. Кто о чём, а вшивый о бане, – с долей обиды в голосе с ответил Ермоха.

      – Вот-вот, «кто о чём», – совсем беззлобно съязвила Матрёна.

      – Да, мать, теперь, в основном, на бабах да ребятишках и будет держаться деревня, –