Зимняя корона. Элизабет Чедвик

не стал. Собирался сегодня запустить ее.

      Открылась дверь, и вошла Эмма, лицо ее счастливо сияло.

      – Сир, – сказала она, присев в реверансе, – у вас еще один сын, крепенький и рыжеволосый.

      – Ха! – Генрих оторвал сестру от пола и запечатлел на ее губах звонкий поцелуй. – Отличная новость! – Его переполняла радость, гордость и облегчение. Рождение еще одного сына означало, что шрам, оставленный смертью Вилла, станет постепенно затягиваться. – А королева? Как она себя чувствует?

      – Хорошо, – ответила Эмма. – Утомлена родами, но счастлива, что родился сын. И передает вам поздравления.

      Генрих, широко улыбаясь, обернулся к придворным, собравшимся вокруг очага:

      – Приготовьте к моему возвращению вина, будем праздновать!

      На пороге появился припозднившийся канцлер.

      – Томас, у меня родился еще один сын! Что ты на это скажешь?

      Бекет просиял:

      – Поздравляю, сир, это превосходная новость. Я подарю ему на крестины серебряный кубок. Как вы его наречете?

      – Скажу, когда вернусь. – Генрих хлопнул канцлера по плечу. – Что там с твоей соколихой?

      Бекет приуныл:

      – Ее еще нужно приучать к охоте, сир.

      – Ха, а я ведь предупреждал тебя: рано ее запускать.

      – Впредь я буду прислушиваться к вашим советам, сир.

      – Мужчина должен уважать того, кто лучше осведомлен, – и своего короля, – самодовольно улыбаясь, произнес Генрих. – Томас, тебе еще многому надо учиться. – Он снова покровительственно похлопал канцлера и направился в родильную комнату.

      Алиенора сидела в кровати, великолепные золотые волосы рассыпались по плечам. Она выглядела усталой, как и сказала Эмма. В свете ясного сентябрьского дня у ее глаз были заметны легкие морщины, но королева все равно оставалась пленительна. Она смотрела на завернутого в мягкое голубое одеяльце ребенка с такой безмерной любовью и нежностью, что на Генриха нахлынул водопад чувств, в которых он не смог бы разобраться, но ему захотелось плакать. Он наклонился и поцеловал жену в губы, потом передал младенца повитухе, чтобы она развернула пеленки и показала ему сына во всей красе.

      У малыша были рыжие, с бронзовым отливом волосы, совсем как у Генриха, и тончайшие золотые бровки. Крохотные кулачки напоминали нераскрывшиеся бутоны. Тельце его было соразмерным, не пухлым и не щупленьким.

      – Что за чудо! – воскликнул Генрих и взял ребенка на руки, чтобы все находящиеся в комнате увидели, что сына он признал и очень счастлив.

      – Я назову его Ричардом, – сообщила Алиенора тоном, не предполагающим возражений.

      Генрих, услышав такую дерзость, нахмурил чело:

      – Но почему?

      – Он наследник Аквитании, потому это мое право выбрать ему имя. Он сам прославит его и озарит немеркнущим светом.

      На мгновение Генрих задумался, но решил, что не стоит перечить жене.

      – Раз ты так хочешь, пусть будет Ричард. Но следующего назовем Жоффруа – в честь моего отца.

      – Следующего? –