Самый лучший комсомолец. Том 5. Павел Смолин

не вешать, – согласился я. – Но культурных и политических деятелей сам Ленин велел. Почему при Сталине метро строили такое, что челюсть от красоты отвисает, а теперь – нет? Нужно это исправлять. Можно и масштабировать еще станций на пять, пригласив для их оформления талантливых дружественных к СССР художников из условно-нейтральных, извините, – грустно улыбнулся Надежде Петровне. – Стран.

      – Французский народ не хочет войны, – заверила она.

      – Французский народ не спрашивают, – развел я руками. – Но давайте думать о хорошем – о станциях. Могу я попросить вас о таком подарке столице СССР?

      – Метро имени Владимира Ильича Ленина по праву считается лучшим в мире, – с улыбкой кивнула художница. – И, если СССР посчитает меня достойной, я не обману его доверия.

      – Сергей у нас мыслит в масштабах государства, – как бы извинилась за меня Екатерина Алексеевна.

      – Я понимаю, какие пойдут слухи о тебе, если открыть станцию моего имени, – повернулась к ней Надежда Петровна. – Все знают о том, что мы – старые подруги. Но если станция будет не у меня одной…

      – Так можно, – согласилась Фурцева.

      – Так я могу одолжить твой портрет? – вернулась к основной теме мадам Леже.

      – Разумеется, – кивнул я. – У меня под рукой сейчас нет, но я вам обязательно пришлю.

      – В Минкульте есть твои портреты на любой вкус, – велела не напрягаться Фурцева.

      – Свадьба прошла хорошо?

      – Будто во сне! – улыбнулась баба Катя. – Ты на нас с Эммой-то не дуйся – Андрей и Светлана счастливы, а с этой шебутной он бы все равно рано или поздно разбежался. Может не поедешь все-таки?

      – Я не дуюсь, – честно признался я. – А ехать объективно пора. К тому же «первая очередь» города уже строится, контракты подписаны, деньги уплочены, документооборот крутится. Получится – людей взбаламутил зря.

      – Что за город? – полюбопытствовала мадам Леже.

      – У меня готовый архитектурный план есть, – обрадовался я возможности еще немного попользоваться художественными талантами Натальи Петровны. – Давайте покажу, он без стратегических объектов, – добавил для напрягшейся Фурцевой – оно, конечно, подруга, но допуска не имеет. – Мне полную в больницу взять не разрешили.

      Вынув из-под кровати тубус, расстелил план поверх покрывала.

      – Будет красиво, – оценила мадам Леже.

      – Могу ли я позволить себе еще одну просьбу к вам?

      – Разумеется можешь! – разрешила она.

      – Могу ли я попросить у вас эскиз барельефов профилей Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева для торцов вот этих четырех зданий на улице «Имени пятидесятилетия СССР»? – указал на девятиэтажки одной из центральных улиц.

      – Пятьдесят лет СССР будет только через два года, – заметила Фурцева.

      – Звучит намного лучше «сорокавосьмилетия», – ответил я. – Будем считать – на вырост. Советской власти же за два года ничего не сделается?

      – Ей и за тысячу лет ничего не сделается! – излишне уверенно фыркнула Фурцева.

      Видели, знаем. Но ничего, починка идет.

      – Я