Хроники Левой Руки. Елена Владимировна Куслий

не могу сказать точно, я же сказал! – строго ответил врач. – Однако судороги, кашель кровью и запах чеснока, который можно почувствовать, стоя рядом с телом, может говорить об отравлении мышьяком, – констатировал доктор. – Но я не поленюсь повторить, что точную причину назовёт вам патологоанатом, – врач говорил и на ходу заполнял медицинское заключение.

      – МЫШЬЯКОМ??? – опешила графиня Зейлер. – Нет, Вы явно что-то путаете!!!

      – Я выдвигаю предположение, – холодно сказала врач.

      – Не может быть… – прошептала, продолжая не верить своим ушам, Катерина Мстиславовна.

      – Сегодня мы проведём судебно-медицинскую экспертизу, а уже завтра вы сможете узнать всё, – предупредил врач.

      – Будьте добры предоставить эту информацию сегодня, – процедил сквозь зубы Марсель Сергеевич, держа за плечо Катерину Мстиславовну. – Вы должны понимать, что семья графа Зейлера очень беспокоится. А ещё Вы должны понимать, с какой семьёй Вы всё-таки имеете дело.

      – Я понимаю, – произнёс непреклонный доктор. – Я понял ещё тогда, когда выехал на этот адрес. Я поручусь, и Вам позвонят сегодня же вечером.

      – Сегодня же днём, – настоял барон Матвиенко.

      – Сегодня же днём, – вторил доктор.

      – Чудесно, – не меняя выражения лица, кивнул барон Матвиенко. Врач закончил заполнять бланк, а затем в работу включились ритуальные агенты. Они справились со своей задачей весьма быстро и оперативно. Тело погрузили в машину и повезли в морг.

      – Я не понимаю… – Катерина Мстиславовна подняла на дочь воспалённые от слёз глаза. – Я не понимаю, я отказываюсь понимать!!

      – Я тоже, мам, – Вероника Дориановна обняла мать, тщетно пытаясь её утешить.

      Над Особняком Ветра уже около получаса висела тяжело-серая завеса безмолвия и скорби. Когда Дориан Альбертович был жив, в доме не было сильно много веселья, если бы не Катерина Мстиславовна, ведь, как мы уже знаем, последние семнадцать лет граф Зейлер был ценителем тишины и покоя, избегал шумных празднеств, которые обожала устраивать его жена: ради уважения к ней он ненадолго оставался в обществе гостей, а затем, по своему обыкновению, покидал застолье и уединялся в своём кабинете. Дом совершенно не изменился после смерти его хозяина, но тишина и вправду сейчас звучала по-другому. Она приобрела будто бы другую тональность. Оставалась минорной, но теперь этот минор звучал не печально-светло, а скорбно, опустошённо и тяжело, как если бы вдруг выпечка с корицей в раз потеряла бы ни с чем не сравнимый вкус.

      После того, как хозяин Особняка Ветра умер, отсутствие корицы в пелене отчаяния сменилось колющим морозцем, что пронизывал тело и души всех находящихся здесь людей. С нетерпением и содроганием, до учащения пульса и дрожи в ногах ждали они все звонка доктора, ибо в голове не укладывалось, каким чудом им всем удалось избежать той участи, которая постигла графа Зейлера? Как могло