Песни жаворонка. Вечерняя. Алексей Исаев

две лежал в сельской больнице. Положили едва сошел снег, а выписали июньским солнечным днем. Деревья уже покрылись листвой, на тропе мягкая травка—муравка, птицы порхают, воробьи затеяли купание в дорожной луже. От этакой красоты радость обуяла меня, как молодого теленка, я подтянул штанины и вовсю пустился по лужам. Мама кричала что-то во след, я же несся во всю прыть, переполненный радостью. Вот и сейчас бежал, не боясь ничего – ни возможных зверей, ни лесных разбойников, ни колючек под ногами. Мне хотелось одного: поскорее показаться перед отцом в новых штанах и рубахе.

      В самом деле, мама была права: скоро показались дома. И тут мне неслыханно повезло: первый мужик на подводе, встреченный мной в деревне, направлялся в поле отвозить от отцова комбайна намолоченное зерно.

      Картина уборки хлеба поразила мое воображение: по полю маломощный трактор ХТЗ, надрываясь, дымя и чихая, натуженно тянул комбайн. Перед ним, комбайном, вращались лопасти мотовила, подгребая колосья к ножам и укладывая их на ленту транспортера. Лента эта была часто проклепана поперечными рейками, которые двигали скошенную массу к другому транспортеру, отправляющему ее в жерло молотилки. Все это теоретически я знал, но в натуре видел впервые.

      Заметив меня, отец помахал рукой. Я помчался к комбайну, не замечая и не ощущая колючей стерни. На середине трапа штурвальный – помощник комбайнера – попытался меня остановить, но отец крикнул ему: «Пусти – сын! Кхе… кхе» … Ну, что особого в этой фразе? Но она часто возникает в памяти. Папа, пропыленный с ног до головы, обсыпанный половой, мягко улыбался, легонько потрепал мои вихры и подсадил в бункер, полный зерна. Я был на седьмом небе! Потом началась выгрузка. Рожь от стенок бункера стекала вниз и у самого выхода, который перекрывался заслонкой, завивалась воронкой. Я помогал этому потоку.

      Закончив выгрузку, отец снова занял место на мостике у штурвала, дал отмашку трактористу, тот газанул, из трубы вырвался черный клубок гари, мотовило завращало лопастями, и тяжелый агрегат медленно пошел по полю. Отец внимательно смотрел вперед, словно капитан корабля. Не хватало только бинокля. Вдруг что-то затрещало, комбайн дёрнулся и стал. Полотно хедера перекосило, некоторые рейки сломались. На том моя сказка завершилась, отец сокрушенно качал головой. Меня с очередной подводой отправили в деревню, где квартировал отец. Всю дорогу я был в расстроенных чувствах, ситуация усугублялась еще тем, что новые фланелевые штаны были сплошь в колючках жабрея. Казалось, очистить их невозможно. Лишь к ночи справился. Иногда я проявлял упрямство, или упорство.

      Утром, чуть свет, отец разбудил меня. Мы позавтракали, он пожаловался, что отремонтировать комбайн самостоятельно не удалось, надо ехать в МТС за деталями, вышедшими из строя. Как же не хотелось, но мне пришлось отправиться домой. Отец положил в телегу мешочек пшеницы, наверное, из прошлого урожая. «Донесешь?» –