Серая Утроба. Артум Салгынов

Возжелай мы, вы бы исчезли из нашей реальности по щелчку пальцев. Я думаю, что знаю, кто науськал вас на нас. Но это не облегчит вашу участь, не умаляет тяжести ваших проступков. Вы покусились на наш покой. И умрете – ваши души станут фуражом для Жругра.

      В этот момент его щупальце вошло в мой разум – он почувствовал во мне что-то что заставило его скривиться от отвращения:

      – А вот и крыса, подглядывавшая за мной – я запомнил твой запах. Я узнал тебя, – призрачное щупальце входило в меня – глубже, глубже, глубже. Змеей, червем обернулось вокруг моего сердца, нет, вокруг чего-то рядом с сердцем, а сердце в этот момент билось-стучало с удвоенной силой, ускоренное моим страхом. Щупальце дернулось, вышло из меня – вырвало из моей груди что-то похожее на светящийся камушек, на леденец, на драгоценный кристалл – на те шутки, которые я воровала в видениях про садистку-убийцу Арину и глотала, после чего мои визионерские способности увеличивались. За вырванной из меня светящейся штуковиной тянулись тонкие сокращающиеся нити – органеллы паразита, который жил в симбиозе со мной.

      Это было больно – много больнее, чем резать себя лезвием канцелярского ножа, чем упасть с дерева и сломать руку, чем любая боль, которую я испытывала ранее. Я закричала, мой лоб покрылся испариной, я едва не теряла сознание – все плыло у меня перед глазами. Я устояла на ногах лишь потому, что Рамон и Пьетко подхватили меня с двух сторон.

      Павел Николаевич, этот жуткий бармалей с призрачными щупальцами, как завороженный разглядывал находку. Он довольно прорычал: «Охохохо, отличный подгон. Не ожидал». Он раззявил пасть и проглотил извлеченную из меня штуковину.

      «А сейчас, друзья мои», – провозгласил он, утерев рот рукавом пиджака. – «Начнется самое веселое. Старая добрая резня».

      Он поковырялся в предмете, который сжимал в правой руке – из него выросло огненное лезвие рунного меча отинов.

      «Спрячь ее! Выведи ее отсюда! Это не ее битва, не ее ошибки, она не должна страдать из-за нашей глупости!» – прошипел Пьетко Рамону, а сам подпрыгнул, с какой-то неуместной для столь древнего старика прытью, обернулся крылатой тварью с рунным кинжалом в когтистой руке и ринулся в бой с директором Дихлофосного Завода. Огненные руны сцеплялись острыми завитками, когда один клинок парировал удары другого, воздух испарялся, с шипением сгорая в неземмном огне, во все стороны летели фонтаны искр. Павел Николаевич хохотал и зло матерился, старый таарин клекотал что-то на своем языке.

      Мы не видели чем закончился их поединок – Рамон вытащил меня на поверхность. Иногда мне казалось, что над нашими головами кружит его Песня – отгоняет от нас дихлофосников. Я не видела ее. Разучилась. Как перестала видеть многое другое – опухоли на лицах заводских работяг, магические побрякушки, пришитые к одеждам тааринов, вездесущие надписи «Жругр ждет тебя!»

      Это было странно. Страшно. Непривычно.

      Шокированная утратой части восприятия, я даже толком не запомнила, как Рамон вывел меня за пределы