Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934. Александр Рупасов

и предоставляло ему дополнительные пропагандистские возможности (в особенности, для подготовки восстановления дипломатических отношений с США).

      Во-вторых, дополнительный протокол позволял стабилизировать международное положение Литвы. Несмотря на то, что в декабре 1927 г., Каунас официально признал прекращенным состояние войны между Литвой и Польшей, состояние отношений между ними на протяжении 1928 г. продолжало серьезно беспокоить Москву. В январе, феврале и апреле 1928 г. НКИД предпринял энергичные демарши перед правительством Литвы, преподавая ему «советы умеренности» и «гибкости», призывая «идти по такому пути, который привел бы к установлению деловых отношений между Литвой и Польшей хотя бы в некоторых областях»[385]. Мотивы СССР отличались от побуждений Франции, Англии, Италии и Германии, подталкивавших Литву в том же направлении. Советские опасения вызывали как «возможность внезапных авантюристских импульсов Пилсудского»[386], так и безответственные расчеты главы литовского правительства Вольдемараса. В ходе визита в Каунас 10–11 июля 1928 г. Стомоняков убеждал литовского премьера, что ему не следует строить свою тактику и стратегию на близости советско-польской войны, напротив, ей будет предшествовать расправа Польши с Литвой. Поэтому было бы безумием полагать, что Литве можно не спешить с урегулированием отношений с Варшавой[387]. Осенью 1928 г. советская сторона проявила максимум настойчивости, чтобы доказать Вольдемарасу наивность его предположений о якобы гарантированном пактом Келлога «двухлетнем спокойствии Европы». В этой обстановке на литовско-польской конференции в Кенигсберге (ноябрь 1928 г.) Вольдемарас выступил с предложением, если пакт Келлога не будет ратифицирован всеми подписавшими его государствами, заключить аналогичное соглашение «в рамках территориально более ограниченных, например, пакт, имеющий участниками лишь ближайшие государства, как Германию, СССР, Польшу, Литву, Латвию»[388]. Тем самым, как признавали советские дипломаты[389], было положено начало идее подписания дополнительного протокола.

      Третьим побудительным мотивом советской инициативы являлось стремление преодолеть тупик, возникший в отношениях с Польшей после срыва переговоров о пакте ненападения. Решение о его безотлагательном заключении было принято советским руководством в августе 1926 г.[390] и возобновлено в апреле 1927 г. Главным камнем преткновения служило последовательное требование Польши о том, чтобы одновременно с польско-советским пактом обязательства ненападения охватили и сферу отношений СССР с другими западными соседями, т. е. тремя балтийскими государствами и Румынией. Однако к началу 1929 г. Литва оставалась, как подчеркивалось в последующей ноте СССР, «единственной прибалтийской страной, присоединившейся уже к Парижскому договору»[391]. В числе других препятствий на пути заключения пакта о ненападении были настояния Польши упомянуть в нем обязательства,

385

Письмо Б.С. Стомонякова А.Я. Аросеву: 12.1.1928//ДВП СССР. T.XI. С.16–17; см. также: Телеграмма Б. С. Стомонякова А.Я. Аросеву, 14.2.1928//Там же. С. 89–90; Телеграмма Б.С. Стомонякова Генеральному консулу СССР в Кенигсберге, 1.4.1928//Там же. С.251.

386

Запись беседы Г.В. Чичерина с Ж. Эрбеттом, 10.2.1928//Там же. С.76.

387

Письмо Б.С. Стомонякова А.Я. Аросеву. 10.10.1928, – АВП РФ. Ф. 0151. Оп. 16. П. 32. Д. 2. Л. 154.

388

Беседа С.И. Рабиновича с А. Вольдемарасом, 13.11.1928. – Там же. Д. 3. Л. 449.

389

Антонов-Овсеенко даже утверждал, что это отмечалось в одной из директивных телеграмм М.М. Литвинова поверенному в делах Рабиновичу (Доклад В.А. Антонова-Овсеенко Б.С. Стомонякову, 5.3.1929. – АВП РФ. Ф. 0151. Оп. 17. П. 34. Д. 1. Л. 39).

390

Протокол № 45 (особый № 33) заседания Политбюро ЦК ВКП(б), 5.8.1926, Протокол № 48 заседания Политбюро ЦК ВКП(б), 19.8.1926, п. 3; Протокол № 94 (особый 72) заседания Политбюро ЦК ВКП(б), 19.8.1926, п. 5 (опубликовано в: И.И. Костюшко (ред. состав. Указ. соч. С. 24–25, 30).

391

Нота Правительства СССР Правительству Польши. С. 640–642.