Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934. Александр Рупасов

направил Кагановичу записку «О воздушной линии Варшава – Москва», которая, несмотря на отсутствие проекта постановления, в целом соответствовала стандартной форме вносимых в Политбюро материалов. По всей вероятности, структурные и стилистические различия записок-предложений в Политбюро объяснялись не столько авторством, сколько кругом их адресатов. Если первый из названных документов был посвящен политико-дипломатическим вопросам, находившимся в исключительной компетенции НКИД, и потому мог быть санкционирован руководством Политбюро (например, путем проведения опроса членов Политбюро) без выслушивания иных мнений, то второй материал имел межведомственное значение, и его рассылка была произведена в тринадцати экземплярах – всем членам Политбюро, Тухачевскому и Алкснису (НКВМ), Ягоде (ОГПУ)[87].

      Как явствует из приведенных примеров, адресация и рассылка инициативных документов, требовавших решения Политбюро, в рассматриваемый период варьировались в широких пределах. Если записка Криницкого 1929 г. была адресована «в Политбюро» и первоначально изготовлена в небольшом количестве экземпляров, а затем с нее было отпечатано не менее 29 копий, то подавляющая часть известных нам аналогичных документов НКИД (1931–1934) была составлена на имя Генерального секретаря ЦК ВКП(б) либо (во время его продолжительных летних отпусков) Секретаря ЦК Л.М. Кагановича, иногда с дополнительным персонализированным указанием «копия тов. Молотову», «копия тов. Кагановичу». Более полная информация о получателях обращения указывалась в столбце рассылки. Если поднимаемый вопрос требовал межведомственного согласования (или ставился после его достижения), записка направлялась также руководителю соответствующего государственного органа[88]. В некоторых случаях записки также адресовались Е.М. Ярославскому, являвшемуся представителем Президиума ЦКК на заседаниях Политбюро, однако установить, стало ли это обычной процедурой, не удалось. Два экземпляра записки в Политбюро почти во всех случаях направлялись Сталину вероятно, для личного пользования и для приобщения к тематическим делам архива ПБ (в случае отсутствия Сталина, в качестве получателя иногда указывался А.Н. Поскребышев). Возможно, в большинстве случаев не формальная адресация и даже не общее количество копий, а указание в перечне рассылки числа копий, предназначенных для сталинской канцелярии, является показателем того, предполагал ли отправитель, что записка станет предметом официального решения Политбюро (а не является лишь информационным сообщением либо запросом к Генеральному секретарю о его личной санкции по тому или иному делу)[89]. Возможно, это объяснялось тем, что в записке предлагалось срочно созвать заседание комиссии Политбюро (в которую вошли Сталин, Молотов, Литвинов и Стомоняков), и одна копия документа НКИД предназначалась для соответствующего делопроизводства. Кроме того, записки в Политбюро по вопросам, имевшим широкое международно-дипломатическое значение, или же направляемые по

87

Записка М.М. Литвинова Л.М. Кагановичу, 21.9.1933. – РГВА. Ф. 37977. Оп. 3. Д. 658. Л. 72–73.

88

Так, один из экземпляров записки Н.Н. Крестинского И.В. Сталину относительно ликвидации задолженности наркомата путей сообщения польским железным дорогам (от 9.5.1932) был направлен А.А. Андрееву, причем именно как руководителю НКПС, а не члену ПБ (которым Андреев являлся с февраля 1932 г.) (АВП РФ. Ф. 010. Оп. 4. П. 21. Д. 64. Л. 105–104).

89

См., например: Записка Б.С. Стомонякова И.В. Сталину (копия В.Р. Менжинскому), 14.5.1932, «В. Срочно». – Там же. Ф. 09. Оп. 7. П. 35. Д. 5. Л. 41. Документ был изготовлен в трех экземплярах и был посвящен новым предложениям польской миссии относительно персонального обмена политзаключенных, решение по которому Политбюро приняло спустя два с половиной месяца.

Другим примером являются записки Крестинского Сталину от 21, 22, 23 июля 1931 г. о различных аспектах «дела Богового» (Там же. Ф. 010. Оп. 4. П. 21. Д. 63. Л. 185–187, 175–179). Хотя оно вскоре стало предметом обсуждения на двух заседаниях Политбюро (см. решения «О Польше» от 25.7.1931(раздел 1) и «О т. Боговом» от 5.8.1931 (раздел 4, заместитель наркома не намеревался информировать об этом других членов Политбюро и направлял Сталину один экземпляр (письмо от 22 июля дополнительно помечено «лично», хотя копия его была передана Литвинову). Парадоксально, что, по всей вероятности, именно предложения, содержавшиеся в этом «личном» письме, стали тремя днями позже официальной основой решения Политбюро «принять предложение НКИД». С другой стороны, записка Литвинова Сталину (от 2.1.1932) о необходимости выработки директив для переговоров с Румынией была направлена ему в двух экземплярах (один был направлен Стомонякову) (АВП РФ. Ф. 09. Оп. 7. П. 35. Д. 5. Л. 1).