Иночим великанов. Демьян Брауде

пятна на теле, вздутия лица. Несварение…

      – Эвона как зовётся, – уловила она очевидно доселе незнакомый или забытый термин, обретя новое слово в запасе не родного языка. – Не то, чтобы на сами грибы, а на количество… – после этих слов она замолкла, и, навострив лопухи зеленых ушей прислушалась. Джоаль заметя её реакцию, так же повел головой. За их спинами с вороватым треском гнулись ветки. Щебетавшие Моз с Коубом, получив тычок и соответствующий знак пальца к устам, от Клайда смокли, а тщетно изыскивающий образ Калиб отставши вниманием не смигивающих век, от неизвестного ему силуэта фланирующей девицы, расторопно схватился за секиру. В их лагере все обмерло, кроме побулькиваний начинки черного котелка, и легких потрескиваний тлеющий углей в жевавшем их огниве.

      Последняя граничащая с их биваком ветка надломилась, и пре малость алом свете намечающегося заката бьющим через щербины пышных сросшихся ветвей, к ним протиснулась замызганная всем чем придется рябая кожа снулого и бледного как смерть Гайта. Он был с мелкими подтеками засохшей желтоватой и не только крови на пульсирующем краской краплёном лице, и пальцах, а краги уберегли локти и ладони, пока он бежал прочь, терзая свою тунику, рвав герб дома Джоаля от возобладавшего страха. Он был, как и прежде застращан, и крайне встревожен не отпускавшим чувством, и лишь когда рыскающее проедая их лагерь увидел своего виконта целым, слегка расслабился спуская одну гору с тонкой спины, но лишь за тем, чтобы вскоре подкошенным пасть на колени, уперев стеганное бегом через ветви чело в устеленную шелухой сора землю.

      – Милостивый сир. Мне нет прощения, – глухо и истошно, жалобно блеял он в рыхлую землю, чем потешил Рибу, хотя это и не должно было вызвать и налета улыбки. У неё было скверное чувство юмора.

      – Дезертира надлежит обезглавить, за столь низменное предательство, – окончательно вставая со своего пригретого места, ядовито отозвался хмурый как туча Калиб.

      Все прочие выжидательное немотствовали, а раболепно челобитствующий Гайт не поднимался, ревностно вдавливая иглы в пересмешку с гнилушками коры выстеленных на мозглой земле себе в лоб. Гоблинка спрыгнула с заваленного вытянутого мшистого бревна, обрамлённого соблазняющими её нутро трутовиками, и осторожно обошла ветки, оставив их наедине с журьбой. Она опасалась гнева хозяина, но тревожить приватную канитель оруженосца, и его сира, она тоже не намеривалась.

      Она плутовато подкралась к Мозу и Коубу, избегая пересечения взглядов с хозяином, который полностью невозмутимый внешне досужее жевал вяленый окорок. Присев и сложив под себя короткие ноги, она кротко дернула за рукав рубахи звякнувшего кольчугой Коуба и сделала обольщающую улыбчивую мину, и тот без каких-либо задержек, достал ей небольшую плошку, и сбыл туда порцию горячего варева сочного бульона, с разваренным мясом. Когда ей дали жалкий ломтик хлеба, она почтенно кивнула, чуть не расплескав все густое содержимое миски, змеившейся дымком, упоенным пряностями, на свои изрядно испачканные кровью и смолой льняные штаны.

      – Что