Педро Парамо. Равнина в огне. Хуан Рульфо

чем вздыхаете, Долоритас?»

      «Вот бы и мне стать ястребом, чтобы полететь к своей сестрице».

      «Экие глупости, донья Долоритас. Можете отправиться к вашей сестрице хоть сию секунду. Вернемся, и вам уложат чемоданы. Экие глупости».

      И твоя мать уехала.

      «До свидания, дон Педро».

      «Прощайте, Долоритас!»

      Она исчезла из Медиа-Луны навсегда. Много месяцев спустя я спросила о ней у Педро Парамо.

      «Она любила свою сестру больше, чем меня. Видать, там ей по душе. Да и устал я от нее. Не собираюсь наводить справки, если ты об этом хлопочешь».

      «Но как им теперь жить?»

      «С Божьей помощью».

      «Пусть заплатит сполна за то, что вычеркнул нас из памяти, сынок».

      И больше мы о ней не слышали, пока нынче она не предупредила меня о твоем визите.

      – С тех пор столько произошло, – сказал я. – Мы жили в Колиме на попечении тетушки Гертрудис, которая считала нас обузой – и прямо давала это понять.

      «Почему ты не возвращаешься к мужу?» – допытывалась она у матери.

      «А разве он за мной посылал? Я с места не двинусь, пока он не позовет. А сюда я приехала с тобой повидаться. Потому что люблю тебя».

      «Ясно. Только пора бы вам и честь знать».

      «Как будто за мной дело…»

      Я думал, женщина следит за моим рассказом; однако она склонила голову, словно прислушиваясь к отдаленному шуму. Затем промолвила:

      – Когда же ты обретешь покой?

      В тот день, когда ты ушла, я понял, что больше тебя не увижу. Ты удалялась в кровавом закатном зареве, разлитом по сумеречному небу. С улыбкой оставляла позади селение, о котором столько раз говорила мне: «Я люблю его из-за тебя и ненавижу за все прочее, даже за то, что здесь родилась».

      И я подумал: «Она больше не вернется. Никогда».

      – Что ты тут делаешь в такой час? Ты разве не на работе?

      – Нет, бабушка. Рохелио попросил присмотреть за мальчишкой. Вот я с ним и гуляю. Не так-то легко уследить сразу и за ребенком, и за телеграфом, пока Рохелио в бильярдной пивом накачивается. Да к тому же он не платит мне.

      – Рано тебе о деньгах думать, сперва выучись, а наберешься знаний – тогда и требуй. Может, и сам в начальники выбьешься не сегодня завтра. А пока ты ученик, прояви терпение и прежде всего – послушание. Говорят тебе с мальцом погулять – ради Бога, исполни просьбу. Покорность – вот что главное.

      – Не по мне это, бабушка, пускай другие покорствуют.

      – Опять ты со своими выкрутасами! Чую, добром это для тебя не кончится, Педро Парамо.

      – Что такое, донья Эдувихес?

      Она тряхнула головой, словно пробудившись.

      – Так, ерунда. Конь Мигеля Парамо скачет по дороге в Медиа-Луну.

      – Значит, там кто-то живет?

      – Нет.

      – Но как же?..

      – Только его конь то туда проскачет, то обратно. Неразлучные они были. Вот он, бедняга, и рыщет теперь по округе, а в этот час всегда возвращается. Видать, совсем его совесть замучила. Животные – они ведь тоже чуют, когда бед натворили…

      – Не понимаю.