Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.. Вадим Парсамов

как освобождение от французского влияния: «Чем более мы стрясываем с себя иностранное, тем в большем блеске, в большей славе являются народные свойства наши. Чем более обращаемся сами к себе, тем более познаем достаточность свою на удовлетворение требуемаго от чужеземцев для нашей пользы»[173]. Если Наполеон и революция представляются Тургеневу в образе разбушевавшейся стихии, «наводнением от разъяренного моря», то русский народ как бы воплощает в себе идею порядка и представляется той стеной, которая способна обратить «вспять разъяренное море»[174]. Всего через три дня после Бородинского сражения Н. И. Тургенев пишет о русском народе как о будущем избавителе Европы от тирании Наполеона: «Народы Европы! Ободритесь! Скоро увидите вы тирана вашего, совершенно пораженного вашими избавителями. – Се настал час мщения и свободы!»[175].

^***

      В период заграничных походов наполеоновский «миф» приобретает новые черты. Значительную роль здесь сыграла вышедшая в 1813 г. и затем неоднократно переиздававшаяся брошюра Бенжамена Констана «О духе завоевания и узурпации в отношении к европейской цивилизации». Принципиально новым в ней было противопоставление двух концепций свободы: античной и современной. В античности, по мнению Констана, свобода обеспечивалась войнами и понималась как свобода всего народа, без выделения личностного начала. В современности свобода обеспечивается торговлей и понимается прежде всего как свобода отдельно взятой личности. Наполеон осуждается Констаном за его стремление подражать Римской республике. Это воспринимается как анахронизм. Раньше военные государства покоряли торговые: «Карфаген, сражаясь с Римом, должен был пасть, так как сила вещей была против него. Но если бы теперь разгорелась борьба между Римом и Карфагеном, то всеобщая воля была бы на стороне Карфагена. Его бы союзниками были современные нравы и мировой дух»[176].

      Наполеон объявляется Констаном не деспотом, а узурпатором власти. Различие здесь довольно существенное. Деспот не скрывает своей неприязни к любым формам проявления свободы. Узурпатор вынужден считаться с этими формами, но это лишь профанация. «Деспотизм, – пишет Констан, – душит свободу прессы, узурпация ее пародирует»[177]. Поэтому Наполеон для Констана хуже деспота, так как его деспотизм не столь очевиден и маскируется под видом свободы. Признание Наполеона узурпатором как бы «примиряло» два противоположных варианта мифа: бонапартистский и антибонапартистский. Наполеон не деспот в традиционном смысле этого слова, но он не является и освободителем Европы, каким его представляла собственная пропагандистская машина.

      Победа над Наполеоном фактически сняла проблему Наполеона – врага отечества. На первый план выдвигается проблема — Наполеон как политический деятель, узурпатор и опасный честолюбец. За ней может скрываться другое представление: Наполеон – подлинно великий человек, пример для подражания. Декабристы очень

173

Тургенев Н. И. Дневники за 1811–1816 годы. Т. 2. С. 206.

174

Там же. С. 201–202.

175

Там же. С. 204.

176

Constan B. Cours de politique constitutionnelle ou collection des ouvrages publiés sur le gouvernement representatif. Avec une Introduction des Notes par M. Edouard Laboulaye. Membre de l’Institut. Paris, 1861. T. 2. Р. 141.

177

Ibid. P. 195.