Ночевала тучка золотая. Солдат и мальчик. Анатолий Приставкин

пожаловался Марат. – Без мамы плохо.

      – Конечно плохо, – подтвердил Колька.

      – А ваша мама приедет?

      – Не знаю, – сказал Колька и стал закрывать банку. Закрывал и слизывал с краев капельки джема. На мужичков не смотрел.

      – Все мамы приедут, – сказали мужички.

      Кузьмёныши заторопились, спустили детишек к воде, обмыли им губы, щеки, руки, все это было сладкое. По дороге в колонию предупредили: про джем, который привозит Глаша, – молчок… А то Глаша обидится.

      Братья пообещали.

      Чистеньких, зарумянившихся, очень довольных вернули мужичков девочкам.

      Колька опять спросил:

      – Когда же вернется Регина Петровна?

      – Вернется, – сказали девочки. Ясно было, что-то они недоговаривают.

      А между тем Глаша возила джем исправно, и однажды Колька сунул руку в лаз, на ощупь посчитал. Выходило, что у них в заначке скопилось целых одиннадцать банок.

      – Одиннадцать! – сказал он шепотом брату, который, как всегда, когда лазали они в нору, стоял на стреме.

      Видели бы томилинские! Да они бы рехнулись, если бы им показать такое богатство!

      За крошечку сахарина продавались в рабство, с листьев, рискуя головой, слизывали, забравшись на липу, по весне сладкий сок… Ели мороженую картошку – не только из-за голода, из-за сладости. О конфетах лишь легенды рассказывали, никто их в глаза не видел. Да и варенья никто не видывал тоже.

      – Одиннадцать! – повторил Колька для весомости. – И еще два пустых мешка от сахара!

      Мешки они прихватили, чтобы сподручней с вещами было, когда побегут.

      18

      Шакалы на то и шакалы, чтобы все видеть. У братьев четыре глаза, а у шакалов сто четыре. И каждый за угол умеет смотреть, не только напрямую. И усмотрели.

      Как ни береглись братья, как ни пытались втихую сплавлять свою Глашу, их все-таки засекли.

      Не взрослые, те простофили, лопухи, непонятно, зачем им глаза повтыкали… Свои засекли, шакалы.

      Однажды Колька торчал у ручья, поджидал Глашу. Увидел, кто-то из колонистов бежит в его сторону.

      Колька на всякий случай штаны приспустил. Пусть думают, что он тут по нужде торчит.

      – Тебя там ищут! – крикнул колонист.

      – Кто меня ищет? – спросил Колька и покосился на ручей: не дай бог, Глаша поплывет, тут все и откроется!

      Не подозревал, что все давно открыто и заговор против них созрел.

      – Брат тебя ищет! Кузьмёныш! Он там, на заднем дворе! Сашка, что ли?

      – Это я – Сашка, – сказал Колька.

      Подтянул он штаны, бросил последний взгляд на ручей, на колониста и пустился бежать вокруг стены. К проходной уже подлетел, а тут Сашка навстречу.

      – Ты… звал? – запыхался Колька, дышит тяжело.

      – Я? Звал? – удивился Сашка. – Я не звал. А Глаша где?

      – Какая… Глаша? Ты разве послал?

      – А ты не принял?

      Уставились друг на друга. Без слов стало ясно: подловили.

      Брели на посадку, Колька вяло спросил:

      – Может,