Ночевала тучка золотая. Солдат и мальчик. Анатолий Приставкин

отвечали. – Тут все артисты. Особенно фокусников много: из ничего делают нечто!

      Но директор шутки не принял, а, прижимая, как ребенка, портфель к груди, попросил страдальческим тоном:

      – Значит, это… Давайте хор… И стихи. Я так и скажу деревенским, что мы у них выступим, а они чтобы это… Ну, угощение… Словом, мир между нами.

      О мире, о дружбе и прочем таком до колонистов не дошло. Дохлый номер, как они понимали. Крали и будут красть, а чего еще делать? А вот насчет угощения – это было понятно. Желающих выступать сразу нашлось немало.

      И Кузьмёныши всунулись, сказали, что пели раньше в хоре и от имени Томилина споют какую-нибудь песню. Их записали.

      И далее записывались по бывшим коллективам. Запись происходила в столовой.

      Мытищинские предложили хор – их было много: «На богатырские дела нас воля Сталина вела». Другая: «Лети, победы песня…» – эти две для запева, а далее: «Дорожная». Для души.

      Первую одобрили, да и о второй отозвались с похвалой, все знали «Дорожную» Дунаевского.

      – Может, и Дунаевский, – отвечали вразнобой мытищинские, – мы вам лучше споем.

      Мытищинские встали в стойку; выставив вперед правую ногу и пристукивая в такт, дружно промычали: «Тум-та, там-та, тум-та…»

      Начало всем понравилось. Будто поезд стучит. Дальше шли слова:

      Раз в поезде одном сидел военный,

      Обыкно-вен-ный,

      Купец и франт,

      По чину своему он был поручик,

      Но дамских ручек

      Был генерал.

      Сидел он с кра-ю,

      Все напева-я:

      Про первертуци, наци туци, верверсали,

      Ерцин с перцен, шлем с конверцем,

      Ламца-дрица, о-ца-ца!

      – Что это? Это ведь непонятно, что происходит? – спросил Петр Анисимович, разглядывая странный хор. – Какой Герцен? Какой генерал?

      Хор удрученно молчал.

      – А может, дальше? – спросил кто-то из воспитателей.

      – Дальше? – удивился Петр Анисимович. И отмахнулся портфелем.

      Но хор понял его слова так, что им велят продолжать дальше. Мытищинские снова, как по команде, выставили правую ногу вперед и замычали слаженно: «Тум-та, тума-та, тума-та, тум-та!»

      Кто-то из солистов с грустной томностью вывел под это сопровождение:

      Вот поезд подошел к желанной цели,

      Смотрю я в ще-ли –

      Мадам уж нет!

      Хор грянул изо всех сил, желая понравиться директору:

      Про-пал пору-чик,

      Дамских ру-чек…

      – Хватит! Хватит! – попросил Петр Анисимович. И даже привстал, прижимая к подбородку портфель. – Эту не надо. Только первую. Про богатырские дела…

      – А другие? – спросили из хора.

      – Какие другие? У вас есть другие?

      – У нас много, – отвечали. – «Халява», «Мурка», «Чего ты, Валька, курва, задаешься…».

      – Нет, нет! – сказал Петр Анисимович. – Это оставьте себе!

      Хор разочарованно удалился, уступив место люберецким.

      Люберецкие