Чёртово племя. Часть вторая. Ольга Пустошинская

батюшка.

      – Пусть батюшка, это всё равно… Попросишь?

      – Ладно, – согласился Минька. Отказать такому большому парню было неловко.

      На уроке немецкого, который вёл немец Отто Генрихович, Воробей воображал, как начистит пуговицы с орлом на новеньком чёрном мундире, как наденет его и пройдёт с батюшкой по улице, отдавая честь всем офицерам, коих, слава богу, в городе предостаточно. И они в ответ козырнут, принимая Миньку за равного. Представлял, как все встречные мальчишки будут ему отчаянно завидовать, да и не только мальчишки.

      Отто Генрихович, заложив руку за борт сюртука, читал по-немецки стили Шиллера и тут же переводил:

      Ты вдали, ты скрыто мглою,

      Счастье милой старины,

      Неприступною звездою

      Ты сияешь с вышины.

      Воробей скосил глаза на Миловского, сидящего рядом за партой, и устыдился: шестикласснику помогать взялся, а Сева в корпусе останется, ему, небось, тоже хочется погулять по набережной, мороженого поесть или выпить стаканчик лимонада, орешков пощёлкать, конфет в кондитерской купить…. Ничего, в другой раз непременно попросит батюшку взять Севу в гости по-настоящему. Батюшка добрый, он не откажет.

      Почему-то сегодня уроки показались Миньке скучными и долгими, он едва дождался сигнала к их окончанию.

      В спальне, на стульях возле кроватей, лежали мундиры, приготовленные заранее дядькой. Минька оделся, застегнул все крючки и пуговицы, затянул ремень и нахлобучил фуражку. Сунул под мышку учебники и тетради для домашнего задания и побежал показаться дежурному воспитателю.

      – Господин полковник, разрешите в увольнение.

      Франц критически осмотрел Минькин мундир, поправил ему фуражку.

      – Козырёк должен заслонять брови. Почему ремень болтается? Вы кадет или разгильдяй?

      Минька покраснел, подтянул потуже ремень, чтобы бляха прикрывала нижнюю пуговицу, как было положено по правилам.

      – Кадет должен иметь воинский вид, быть опрятным и в вычищенном мундире, – поучал воспитатель. – Дожидайтесь батюшку в коридоре, вас позовут.

      Битый час Воробей слонялся по залу. Поминутно заходил дядька, выкрикивал фамилии кадет, и те, счастливые, летели в приёмную. Минька терпеливо ждал, понимал: у батюшки служба, он не может бросить кадило и бежать в корпус.

      – Вознесенский, батюшка приехали-с! – наконец объявил дядька, и сердце у Воробья подпрыгнуло.

      – А я? Про меня не забыл? – вскочил Беликов.

      – А-а, – опомнился Минька, – ну пойдём.

      Минька выбежал в приёмную и сразу увидел отца Василия, бросился к нему, прильнул к рясе, пропахшей ладаном.

      – Отроче!

      – А я уж ждал, ждал… Пешком пойдём, батюшка, ладно?

      Воробей обернулся на Беликова, физиономия у того была совершенно растерянная, не ожидал, небось, что отец у Миньки священник.

      – Батюшка, это Беликов, он хочет к нам в гости.

      – В гости? – удивлённо посмотрел отец Василий. – Что ж, пожалуйста, если хочет.

      Беликов смущённо кашлянул.

      – Ничего,