Исаев-Штирлиц. Книга 2. Пароль не нужен. Юлиан Семенов

дружку по спинам полапить. Гиацинтов выглядел усталым, но в глазах его бегали веселые огоньки. Он пожал руку Сашеньке, сухо поздоровался с Гаврилиным и фамильярно-дружески потрепал по затылку Долина.

      – Знакомься с моим другом, Кирилл, – сказал Ванюшин. – Мы вместе служили в Омске, в пресс-бюро у адмирала.

      – Максим Максимыч Исаев.

      – Гиацинтов.

      По залу пронесся быстрый, как ветер, шепоток. От двери, прямо к столу, ни на кого не глядя, шел Николай Дионисьевич Меркулов, министр иностранных дел. Подвижной, с умным казацким лицом, широкоскулый, он улыбчиво поздоровался со всеми, выпил немного вина и, не говоря ни слова, начал ковырять вилкой паштет из рыбьей печенки.

      – Профессор, – вскользь заметил он Гаврилину, – из Вашингтона вам пришла виза, так что, по-видимому, самое большее через неделю вам следует ехать.

      – Когда профессор становится главой дипломатической миссии, – заметил Ванюшин, – ждите крупных неприятностей, а пуще – убытков, отнесенных за счет гордости и бескомпромиссности.

      Меркулов нагнулся к Ванюшину и негромко, одними губами, прошептал:

      – Только что в порт прибыл атаман Семенов. И уже по всему городу расклеены его приказы с подписью: «Верховный Главнокомандующий всеми Вооруженными силами востока России». Этот идиот не понимает новой ситуации. А в порту уже началась стрельба. Пьяные семеновцы палят.

      – Где Спиридон Дионисьевич? – медленно трезвея, спросил Ванюшин.

      – Брат молится. Заперся в своем кабинете и ничего слышать не хочет. Поехали туда? Примете ванну, а я заварю кофе и станем думать.

      Ванюшин поднялся, в глазах у него потемнело. (Он думает, что это от сердца. Но нет – люстры медленно гаснут, а в огромные окна вползает серый рассвет. Амурский залив сейчас кажется густо-зеленым, как весеннее поле ночью.)

      – В чем дело? – ни к кому не обращаясь, спросил Гиацинтов.

      К нему подтрусил метрдотель и шепнул на ухо:

      – Стачка.

      Гиацинтов медленно поднялся и, поклонившись всем, ушел из зала.

      Следом за ним – Меркулов и Ванюшин.

      Гаврилин глядел на их спины и говорил устало:

      – Политика лакеев отличается растерянным либерализмом и часто сменяется ненужной жестокостью; при этом – глупо непоследовательна и наивно хитра. Спокойной ночи, Исаев. Заходите к нам, я буду рад вас видеть. Долин, спокойной ночи. Едем, Сашенька, спать пора.

      Когда Гаврилин с дочкой уехали, Долин предложил:

      – Поехали к проституткам, Максим Максимыч?

      – Я, пожалуй, попью кофе.

      – Тогда прощайте, еду на растерзание.

      – В добрый час…

      Исаев остался за столом один и долго смотрел на рассветающий залив – спокойный и безбрежный.

      «Версаль». Номер Ванюшина. Утро

      – Вы знаете, в чем заключается трагедия добрых людей? – спросил Николай Иванович Исаева.

      – По-видимому, в том, что у них напрочь отсутствует злость.

      – Отчасти. А главное – добрых людей весьма мало на земле,