Исаев-Штирлиц. Книга 2. Пароль не нужен. Юлиан Семенов

ворвался в кабинет запыхавшись – видно, бежал по коридору. Канкова отодвинулась к Постышеву.

      – Эта гражданка, – пряча улыбку, сказал Постышев, – будет учительствовать у тебя в бронепоезде. Поставь ее на довольствие и покорми щами.

      Комиссар бронепоезда разглядывал Канкову с изумленным недоумением.

      – Павел Петрович, – жалостливо спросил он, – а дамочка хоть нормальная? Дикость в ей какая-то.

      – Вполне нормальная. Ты ей условия создай. Она будет народармейцам книги читать и грамоте учить.

      Канкова, осмелев, рассматривала комиссара «Жореса» в лорнет.

      – Бинокль свой убрали б, а то я себя под прицельным огнем ощущаю, – сказал комиссар.

      Канкова спрятала лорнет и молча вышла в приемную. Комиссар спросил Постышева:

      – Павел Петрович, на кой хрен мне этот божий одуванчик?

      – Пригодится. Только обижать ее не вздумай. И поделикатней со старухой, поделикатнее – ее дед был другом Пушкина…

      Проводив комиссара и Канкову, Постышев сказал адъютанту:

      – Пожалуйста, подготовьте приказ: с завтрашнего дня снять один паек у газеты «Вперед» и передать в милицию для многодетных товарищей – Приймака и Чохова. Из нашего представительского фонда перешлите Лысову в исполком фунт сала и три кило пшеничной муки – у него жена помирает в чахотке. И чтобы к завтрашнему утру все было оформлено.

      В расположении Амурской флотилии

      В город пришли сумерки. Вода в Амуре стала темно-коричневой. В небе, пока еще светлом и необыкновенно высоком, загорелись первые звезды. Они словно калятся изнутри; поначалу синие, потом белые и лишь потом с каждой минутой становятся все больше и больше голубыми, переливными – ночными. Где-то высоко на обрыве тонкие девичьи голоса вели протяжную песню. Когда песня смолкла, стало слышно, как быстрые пальцы гармониста осторожно трогают ломкую тишину вечера.

      Постышев шел по берегу. Коричневые волны, будто щенки, лизали его длинноносые сапоги. Постышев ступал по самой кромочке прибоя, видно загадал: соскользнет сапог в Амур или нет. Дошел до пристани – нога ни разу не соскользнула. Улыбнулся озоровато и начал подниматься по тропке к трем домишкам на косогоре – там расположился штаб флотилии.

      – Товарищ Постышев, – негромко окликнули его.

      Павел Петрович обернулся. На пристани прохаживался молоденький паренек с маузером. Он подбежал к Постышеву и тихо сказал:

      – Товарищ Постышев, я из группы Филиповского.

      – И что?

      – Донеслася до нас весть, что судить будут нашего Филиповского.

      – Будут.

      – За что ж невинного красного командира обижать? Мы за него горой.

      – А ты что здесь делаешь?

      – Бандиты шуруют. А мы дежурим. Филиповский с хромым за горой, я – тут, а Витька – в секрете. Обиду мы все за Филиповского чувствуем. Вы б сказали, чтоб по справедливости рассудили…

      – Сколько тебе лет?

      – Семнадцать.

      – Ну, валяй, дежурь. Одному не страшно?

      – А дура зачем? –