Притчи о менадах. Готические стихотворения. Яков Есепкин

бежали всегда,

      Набегали, струились, а ныне

      Льет винтаж во Пиитер Звезда,

      Ей одной поклоняться твердыне.

      Руза, Руза, танцуй и пьяней,

      Желтоядны сие менуэты,

      Хоровод августейших теней

      Свили желтию морной виньэты.

      XXXIII

      Златоструйный фаянс уберут

      Со столов и кровавые гипсы

      Феи выставят вкось и замрут,

      Мглы садовниц не любят Калипсы.

      Что пируют наперсные тьмы,

      Балевать сим преложно о злате,

      Бледнотлея во гребнях сурьмы,

      Григ тоскует днесь в мертвом Пилате.

      Христиания ждет ли иных

      Сумасшедших взыскателей неба,

      Вот и мы – черствость ран теменных

      Идет макам пурпурного хлеба.

      XXXIV

      Померанцевых свеч остие

      Запечатают гипсом аллейным,

      И увиждим тенета свое,

      И сумраком увьемся келейным.

      Что пиры – бытие истеклось,

      А фаянсы таят всеизветность,

      По витому серебру и вкось

      Разлетается майская цветность.

      Цин ли в зеркалах тлил Аваддон,

      Круг свечей нощно те пировают,

      И, смотри, на цветочный поддон

      Присноветхую кровь соливают.

      XXXV

      Любит мрамор бессмертия мглу,

      Темных сильфов холодную мрачность,

      Веретенницы ль носят к столу

      Циминийского леса призрачность.

      Фарисеев и бледных детей

      Над креманками зреть им пустыми,

      Белый снег обнаженных костей

      Увиен всетенями златыми.

      А начнут очи в ядах цвести,

      Панн колодных червницы заморят,

      Соявимся – безсмертно тлести,

      Где с огранником Цинии спорят.

      XXXVI

      В павильоне фарфоровом тьма,

      А белеют китайские воски,

      Были мы властелины письма,

      Славу пели Аиды и Тоски.

      Истуканы, Гораций, одне

      Меж кровавых и вьются подолов,

      На фалернском гадают вине

      И манят абиссинских идолов.

      Аониды, наставив столы,

      Затянут всекартавые строфы —

      Мы воспишем хоть каддиши мглы

      Им из цинковых неб Гологофы.

      XXXVII

      Рембрант выпишет сей полумел,

      Гойи хладностью мглы пресладятся,

      Тьмы садовник с парчою немел,

      Где алмазные крысы плодятся.

      Нощно грации серы полны,

      Се Колонский музеум, Даная,

      Тлесть амурам на гребне волны,

      Перси белых рабынь вспоминая.

      Волны злые, бегите в свое

      Колоннады и темные гроты,

      Аще бал – это бал у Готье,

      Здесь пусть хлебы взыскуют сироты.

      XXXVIII

      Лей, нисан, озолоты во смрад,

      Источайся над стольной червицей,

      Темный купол сотлил вертоград,

      Всякий псарь упоен чечевицей.

      Ах, до нас ли сим феям аллей,

      Битый