Там, где пахнет лопухами. Повесть. Алекс Лоренц

А если убьёшь?

      – Уже всё равно, – отозвался тот. – Какая разница, за что в тюрьму садиться.

      – Ну вот. Мы теперь не только домушники, но и мокрушники будем.

      – Не ной, – отрезала Верка. – Заколебало твоё нытьё. Давайте лучше тихонько посмотрим, чего тут есть.

      Не вставая со своего книжного насеста, она приоткрыла горлышко одного из тюков, заглянула.

      – О! Смотрите-ка! – и достала что-то завёрнутое в белую бумагу. – На сколько нам фонарика хватит?

      – Фиг его знает. Долго точно не протянет.

      – Выключай тогда. Давайте свечку зажжём. – Она развернула бумагу. В свёртке – несколько восковых свечей. Такие всегда долго горят. В каждом доме есть про запас – свет-то часто отключают.

      – Только осторожно, – предупредил Ванька. – Петуха не пусти. Барахло загорится – кирдык.

      – Не ной, – дежурно отозвалась Верка. Встала, покопалась в какой-то куче. Нашла алюминиевый поднос. Водрузила на чемодан. Проверила, надёжно ли держится. Да, надёжно. Сверху – треснутую чашку. В неё свечку. Чиркнула зажигалкой. Мишка погасил фонарь. Захламлённая комнатка озарилась дрожащим светом. Пламя сразу уверенно разгорелось, но из-за сквозняка неуклюже раскачивалось, изгибалось, словно в наркотическом танце.

      Пока Верка заворожённо наблюдала за оранжевым язычком, а Мишка тупо глядел в пустоту, Ванька осмотрелся получше.

      Мешки, тюки, чемоданы. Тумбочка с оторванной дверцей. Проигрыватель, стопка пластинок в обтрёпанных обложках. Битый хрустальный ёжик. Противогаз.

      Всё как у всех.

      Что ли взять почитать книжку, пока эта дура опять на них не уселась?

      Он подошёл к стопке, опустился на корточки. Повёл пальцем вниз, изучая надписи на корешках. Обычный скучный набор – Толстой, Пушкин, справочник радиолюбителя, русские народные сказки, «Юный натуралист»… А вот один корешок без надписи.

      Придержал верхнюю половину стопки, чтоб не упала. Вытащил тонкую книжицу. Как ни старался, стопка всё равно грохнулась на пол, рассыпалась.

      – Ты чё творишь, гад?! Хочешь нас выдать с потрохами?!

      Ванька не ответил.

      Книжка оказалась ежедневником за какой-то лохматый год в твёрдом переплёте. Тяжёлые, годами сыревшие, слежавшиеся страницы стали нехотя, с грузным шелестом отклеиваться друг от друга. Корешок потрескивал, поскрипывал.

      Почти все страницы оказались исписаны убористым, аккуратным детским почерком. На переднем форзаце крупными печатными буквами: «Дневник Кати Козловой».