Вечный колокол. Ольга Денисова

Ты чего? – окликнул Млад.

      Пес не отозвался, продолжая выть.

      – Чует что-то… – прошептал Добробой.

      – Давайте-ка вокруг дома обойдем… – Млад спустился с крыльца. – Показалось же мне, что кто-то к нам идет.

      Добробой не отставал от него ни на шаг, словно стражник. Ширяй взял Мишу за руку, сходя вниз.

      Но возле дома никого не оказалось, да и снегу навалило под самые окна – незамеченным никто к стене подойти не мог. Кусты сирени и жимолости вокруг не могли укрыть человека – слишком прозрачны были и белы от инея, – да и за высокой черемухой не спрячешься: тонкая. Млад направился в сторону расчищенной дорожки к университету, вглядываясь в темноту, – любая тень на снегу бросалась в глаза. Столбики коновязи тонули в высоком сугробе; три елочки, посаженные несколько лет назад, грелись под снегом, точно под белой шубой – одной на троих; черный колодец домиком торчал из снега; скамеечка около него притулилась под сугробом, и что-то было не так в ее тени… Млад направился к колодцу: человек лежал, прислонившись к срубу плечами, и прижимал руку к груди, словно хотел расстегнуть тулуп, но не успел.

      Сначала Млад решил, что человек мертв: слишком неестественным выглядел он, лежа в снегу на лютом морозе, слишком неподвижным.

      – Нашел, – пробормотал Млад, подходя поближе, и тут же, как по приказанью, смолк Хийси.

      – Да это же Пифагорыч! – ахнул Добробой.

      – Он умер? – спросил Миша, который продолжал держаться за руку Ширяя.

      Млад склонился над стариком и уловил еле слышное тепло его дыхания.

      – Нет. Добробой, поднимем его. Только осторожно… Ширяй, вы с Мишей за ноги его берите.

      – Не надо, я сам его донесу, – Добробой отпихнул Млада в сторону.

      – Не вздумай. Сказал же – осторожно.

      Они отнесли Пифагорыча в дом и уложили на лавку, Ширяй побежал к врачам. Однако в тепле старик быстро пришел в себя и тут же попытался сесть.

      – Лежи, Пифагорыч! – Млад потихоньку похлопал его по плечу. – Лежи спокойно. Не душно тебе?

      – Тошно мне, вот что я тебе скажу! Тошно мне и жить не хочется! Видеть этого не хочется! – Пифагорыч отодвинул руку Млада и сел на лавке: лицо его исказила гримаса боли, и задергался угол губы.

      – Ты не горячись…

      – Не горячиться? Я уже не горячусь… – Пифагорыч опустил голову на грудь. – Три четверти века! Семьдесят пять лет в университете! Не ждал я… Не ждал такого…

      По темной морщинистой щеке покатилась слеза.

      – Может, меду погреть? – спросил Добробой, мявшийся за спиной Млада.

      – Не надо меду, – покачал головой Млад, – мятной настойки давай. Есть у нас мятная настойка? И корешков валерьяновых.

      Добробой кивнул и полез на полку. Рука старика непроизвольно потянулась к груди, он вцепился пальцами в большую пуговицу так, что их кончики побелели. Неожиданно рядом с ним присел Миша.

      – Дедушка, давай я помогу, – он принялся расстегивать тугие пуговицы тулупа. –