Последняя. Александра Веен

шебаршения палкой в горячей золе.

      – Нет, мало покушала.

      Седой наклонил голову влево, изучая Эрсиль, затем меланхолично сообщил:

      – В тебе умер актерский талант… Умер и теперь воняет.

      – Тоже мне, ценитель театра. Во мне талант воняет, а от тебя попахивает кое‑чем похуже!

      Седой невозмутимо отогнул воротник, понюхал.

      – Твоя правда… иду мыться.

      И он действительно зашагал к ручью.

      «Нечестно! Все мои колкости насмарку! – досадовала Эрсиль – Что это за непоколебимое спокойствие?»

      Через пять минут она подобралась к котомкам Седого: было бы верхом беспечности не воспользоваться его отлучкой. Эрсиль намеревалась выкрасть стилет, но ничего острого в принципе не нашла: всё тряпки, коробочки и бумажонки, «Тихослов Харольда» какой‑то… Протрясла мешок с провизией и разочаровалась. Помимо того, что в нем отсутствовал ее кинжал, так еще из продовольствия – только фасоль в жестянках, картошка и хлеб.

      – Вкусностей не ожидается, – пробормотала Эрсиль.

      Ей, строго говоря, не привыкать. За три года в Онсельвальте она едала всякое. Чаще всего Эрсиль некогда было привередничать – она мчалась за врагом, который с умом непостижимой скоростью перемещался по стране и за ее пределами. Порой он оказывался буквально у черта на куличках, и Эрсиль прекращала изнурительную погоню. В понравившемся городке она снимала домик или комнату на подворье, шила у портних ладненькие платья, жакеты по фигуре, баловала себя недешевыми сладостями. Последние шесть месяцев Эрсиль обитала в Заречье. По средам она наезжала в Иоль, чтобы посетить изумительную книжную лавку и уютную кондитерскую. Эрсиль коротала дни за чтением, без особого успеха осваивала рукоделие (смастерила три корявенькие салфеточки) и решила обосноваться на берегах Морбэя вплоть до восемнадцатого ноября, но тут пожаловал Седой и все испортил…

      Печальный итог. Эрсиль поморщилась. Аккуратно увязав сумки и разгладив шнуровку, она старательно придавала лицу выражение безучастное и невинное. Получалось будто бы неплохо, но Седой заухмылялся, едва очутившись на поляне:

      – В вещах порылась уже?

      Эрсиль надменно задрала подбородок – ха, якобы он знает все ее хитрости! А Седой стоял и отжимал волосы, отсвечивающие янтарем в редких всполохах огня. Стоял и внимательно смотрел на Эрсиль, ни капли не смущаясь, когда она поворачивалась к нему.

      – Я заварю тебе чай с гвоздикой и брусничным листом… От воспалений.

      – С чего такая забота? – опешила Эрсиль.

      – Ну, – задумался Седой, – за два с лишним года ты уж почти как родная.

      Если бы Эрсиль не сидела, то наверняка упала бы. Что ответишь на подобное заявление? Тайком прижав кулак к груди, она устремила взгляд в темноту, где мирно поскрипывали могучие ели. А свое брусничное зелье Седой все же намешал. Протянул Эрсиль объятую парком кружку и отжалел целый пучок кислицы.

      «Хочет меня ею закормить, чтоб живот скрутило», – заподозрила Эрсиль.

      – Ты