Последний день. Михаил Нуайме

Но я хочу побольше узнать о самом благовестнике. Чей голос я услышал только что?

      – Пусть это будет голос ангела или демона. Пускай это будет голос божественных Суда и Предопределения. Ты же не отрицаешь, что слышал его?

      – Как я могу отрицать то, что до сих пор звенит в моих ушах и бьется в каждой капле моей крови?

      – Ты не веришь в сказанное им?

      – Верю. Да, верю. Но вместе с тем предпочел бы не верить.

      – Почему?

      – Потому… потому что ненавижу могилу.

      – А вот могила тебя не ненавидит. У нее нет ненависти к кому-либо или к чему-либо, она открыта для всего, что вообще ходит или ползает по земле, – равно как и для всего, что застыло или остановилось.

      – Я не готов опуститься в нее сегодня.

      – А разве кто-либо был готов к этому до тебя?

      – У меня слишком много дел, которые нужно закончить.

      – Например?

      – Например, операция на желчном пузыре…

      – Ха! Могила избавит тебя от этой необходимости.

      – …или, хотя бы, моя книга, которую надо донести до типографии и отредактировать. Эту книгу я писал целых десять лет. Я хочу услышать отзывы о ней, хочу присутствовать на ее обсуждении в философских клубах…

      – Ха! Могила избавит тебя и от нужды в книге.

      – …и жена, моя жена, которая меня бросила! Да, я достаточно с ней промучился, но в ней есть… должна быть живая совесть! Допустим, ее страсть и похоть попрали всякий стыд и мораль, но я уверен, что совесть в ней когда-нибудь, да проснется. Она вернется ко мне и к своему несчастному ребенку… Я вот уже прямо слышу, как она просит у меня прощения, и хочу, чтобы она знала: я простил ей это преступление в тот самый час, когда она его совершила…

      – Ха! Могила легко заменит тебе и жену!

      – …а мой ребенок, Хишам! Господи, это же моя самая любимая и вместе с тем самая тяжелая ноша! В момент его рождения я воображал, будто само время выламывает мою дверь, чтобы одарить меня невиданным счастьем, но, увы, оно принесло мне необычайно изуродованное существо. Сегодня ему восемнадцать. Его голова превосходит размерами все когда-либо виданные мною головы. Я в самом деле удивляюсь тому, как его шея держит этот огромный шар… Предплечья, руки и пальцы моего мальчика слишком сильны для этого возраста, а вот его длинным, худым ногам повезло меньше: их покрывает постоянно осыпающаяся короста и какая-то шелуха, чем-то похожая на перхоть. Конечно, он не может даже встать на ноги, а его язык еле ворочается в рту. Он способен издать разве что невнятное мычание. Но его огромные карие глаза с поволокой… В них столько глубин и углов, столько затаилось призраков, что я многое бы отдал, лишь бы постичь все их измерения, испытать на себе и познать их истинный смысл.

      Но сегодня этот ребенок, мой ребенок отдан на попечение прислуги. Как я могу уйти, не обеспечив его всем необходимым?!..

      – Ха-ха! Могила избавит тебя и от забот о его судьбе, глупец!

      – …дом! У меня же еще есть дом, тот, что я покупал