Денис Бушуев. Сергей Максимов

из них. Мустафа Алимыч. «Ты чего?» – спрашивает. «А вот, говорю, дрова привез, что Алим Алимыч заказал». – «Так ты, отвечает, и толкуй с ним». – «Так его нет». – «А ты поищи». – И опять завернулся в одеяло. Постоял я, постоял и пошел искать старшого братца. Только я выхожу на улицу, смотрю – идет, черный такой, нахмуренный, руки-то в карманы засунуты, винцом от него попахивает. «Ты что – ко мне заходил?» – спрашивает. «К тебе. Дрова привез, что просили». – «Почем хочешь?» Называю цену…

      – Почем же ты ему продал? – перебил деда любопытный председатель сельсовета.

      – Да недорого… по 23 рубля с сажени.

      – А Васька Булатов нам нынче продал, – вдруг вмешался молчавший все время молоденький милиционер, – так тот по двадцатке только взял.

      Но следователя дрова не интересовали, и он поторопился вернуться к прежней теме:

      – Ладно. Не в этом дело. Ну, дальше рассказывай. Значит – сторговались?

      – Да торговли никакой и не было; я назвал цену, он сразу согласился. Пошли на берег дрова смотреть…

      – А в дом не заходили?

      – Нет… Тут сразу и на Волгу пошли. Посмотрел он дрова, расплатился. Подтащили мы их на приплеск, чтоб волной не снесло, на этом дело и покончили.

      – А потом?

      – А потом он вместе с Гришей в гору пошел, домой, стало быть…

      – А ты?

      – Я?

      – Да, ты?

      – Сел в лодку и поехал назад…

      Следователь снял очки и потер глаза: видно было, что он намотался за день. Записал показания, подумал.

      – Говорят, Северьян Михайлович, ты с покойником личные счеты имел?

      – Не припомню что-то.

      – А ты попробуй… припомни. Я не тороплю.

      Захрипели тяжелые стенные часы. Открылись резные дверки, и ярко-красная кукушка стала кланяться, опаздывая, не попадая в такт ударам. Все подняли головы и до последнего, двенадцатого, удара не спускали глаз с часов. Кукушка застыла, и резные дверки захлопнулись.

      – Н-да… – протянул следователь, – забавные часы. Только красоты нет, соотношения боя, так сказать…

      – Были раньше… отношения, как же – были, – поторопился объяснить Ананий Северьяныч, усиленно почесывая спину, – да Дениска, сын, стало быть с конца на конец, попортил.

      Следователь сделал строгое лицо и повернулся снова к деду Северьяну.

      – Вспомнил?

      – Нет.

      – Ну так я тебе напомню: пять лет тому назад порубил ты ему завозню по неизвестным причинам. Завозня затонула, и кладь подмокла. Говорят, что это ты сделал.

      – Я никакой завозни не рубил. Понапрасну он тогда на меня… – хмуро ответил дед Северьян, – к тому же встречались мы потом… и все по-хорошему… вроде как бы помирились…

      – Скажи, старик, – перебил его следователь, – а не ходил ты еще раз в сад, после, как ушел Алим с Гришей?

      – Нет, не ходил.

      Следователь встал, потянулся, зевнул.

      – На… подпиши вот эту бумагу, что никуда не уедешь из села.

      – Я неграмотный.

      – Тогда поставь крестик… Вот здесь. Видишь?

      Дед Северьян встал