Будни добровольца. В окопах Первой мировой. Эдлеф Кёппен

в отчаянии.

      Наконец повязал голову платком, и это немного успокоило боль.

      Он лежал в полудреме. Затем услышал свое имя. На улице перед домом кто-то звал его:

      – Райзигер, бегом к вахмистру!

      Дьявол, этого еще не хватало!

      – Да не ходи ты. Можешь сказаться больным, – прошептал Рабс, только что раздевшийся.

      – Наверное, пора на пост. Тут мне не отвертеться, – ответил Райзигер. – Вот дерьмо. – Он с трудом надел сапоги и застегнул шинель. Вышел на улицу.

      – Паря, поживее. Вахмистр теряет терпение, – часовой подтолкнул его в спину.

      Он открыл дверь в квартиру вахмистра и стянул с головы фуражку.

      Бургхардт, пошатываясь, подошел к нему:

      – Можешь стоять вольно. Ты мой гость, верно же? Ты ведь из начитанных, доброволец? Ну, значит, и на пианино смогёшь, так ведь? Ах, паря, давай не заливай мне тут. Вот пивка попей тут, это самое…

      Зубная боль, трудное засыпание, грубое пробуждение, питьё мерзкого пива натощак в компании толпы подпитых унтеров, а затем игра на фортепиано – мрачный сюрприз.

      Райзигер не знал, что ответить. Повертел в руках пустой стакан.

      Но что поделаешь? Сел за фоно. Клавиши липкие, грязные – им тоже довелось пивка попить. А еще все струны расстроены.

      Райзигер счел, что сможет лучше и правильнее всего выполнить свою задачу в унтер-офицерской компании, сыграв «Славься в венце побед». Он мог это сделать только двумя, максимум тремя пальцами, но всё же попытался.

      В ответ раздался взрыв смеха. Бургхардт дал ему по голове:

      – Ты совсем с катушек, парень? Давай-ка лучше что-нибудь повеселее.

      – Я ничего такого не знаю, герр вахмистр.

      – Не знаешь? – Бургхардт запнулся. – Разве ты не знаешь… – тут он проревел несколько нот. – Там еще про корону на Рейне? Что?.. Ты должен это сыграть, понял?!

      – Тогда господину вахмистру придется напеть еще раз, может, я смогу подыграть на слух.

      Смех компании стал еще громче.

      – Штольценфельс… – пробормотал Бургхардт. – Можешь про Штольценфельс? Я те говорю «Штольценфельс на Рейне»… я те говорю… ты не настоящий доброволец! – Он уже говорил это не добродушно, это прозвучало как грохот взрывчатки. – Чего ты вообще хочешь, а?.. Стрелять не хочешь, войны не хочешь… Зачем ты здесь вообще нужен, а, доброволец?

      Примечания

      1

      По законам Германского рейха возраст совершеннолетия наступал в двадцать один год.

      2

      Вспомогательный