Будни добровольца. В окопах Первой мировой. Эдлеф Кёппен

поднимаются четыре облака дыма. Тут же раздаются четыре надрывных взрыва.

      Враг стреляет!

      Это всё меняет. Стрельба собственных батарей начинает чертовски бить по нервам. Вокруг ругаются.

      – Так и думал, что чертов грохот от тяжелой батареи со временем не пойдет нам на пользу, – ворчит Гельхорн.

      Райзигер собирается ответить, но тут снова раздается шипение, заставляющее его и товарищей кинуться вплотную к орудию. Взрыв! Миг спустя по траве черным облаком расползается зловоние. Больше никто не ругается. Чувство, словно ты в ловушке. Не можешь встать, потому что бессмысленно поднимать голову над защитным щитом. Не можешь шутить, как будто что-то застревает в горле. Пытаешься говорить, но и это не выходит, ведь удары уже настолько близко, что приходится снова и снова падать на землю.

      Батареи оборвали огонь после первых ответных залпов противника. Это не заставляет его остановиться. Напротив, кажется, две его батареи начинают систематически прочесывать высоту. Вскоре они доберутся до 1/96. Ближе! Дальше! Дальше! Ближе! Снова ближе! Еще ближе!

      Наконец, четыре взрыва бухают прямо на правом фланге их позиции.

      У Райзигера болит спина. Гельхорн и Ян подползают к нему совсем близко и теперь грузно навалились всей тяжестью своих тел ему на плечи. Только когда они приподнимают головы, чтобы посмотреть на взрыв, становится немного легче.

      Гельхорн дает краткие пояснения. Говорит сквозь зубы:

      – Шестьдесят метров перелет! Черт, дьявольски близко кладут! Пригнись!

      В тот момент, когда раздается очередная серия взрывов, между Гельхорном и Райзигером запрыгивает какой-то человек. Косятся вверх: лейтенант фон Шторк.

      – Эх, если б мы могли стрелять в ответ! – говорит он дрожащим голосом.

      Это немного успокаивает. Чувствуют: да, это было бы облегчение! Если б не эта вынужденная скованность! Если по вам стреляют, то в ответ надо разрешить стрелять. Ждать невыносимо! Но капитан пока не отдает никаких приказов.

      Противник изменил тактику: сыплет беспорядочно с короткими промежутками, делая много одиночных залпов.

      Одно облако за другим кружится в танце вокруг позиции. Спереди и позади, ближе и дальше, порой так близко, что на левом фланге четыре березы с оглушительным треском вместе с корнями взлетают перед орудием и со скрипом падают на бок.

      Минуты тянутся всё мучительнее. Если б тоже пострелять! Расчеты орудий лежат на животах, вцепившись руками в траву, ждут приказа открыть огонь.

      Наконец перемена: в бой вступает тяжелая батарея слева за 1/96.

      Первый залп по врагу! Через две минуты следующий. И так выстрел за выстрелом.

      Облегчение.

      Противник машинально сосредоточивает огонь и переносит его дальше по склону, дальше от 1/96.

      Теперь можно поднять голову. Можно даже встать на колени. Подумаешь, огонь уже совсем далеко позади, там, возле пехоты. Можно даже уже совсем подняться.

      Фон Шторк идет к окопу связиста подчеркнуто медленными шагами. Буссе сидит, телефон возле