Проклятое призвание. Наталья Юрьевна Царёва

из моих знакомых. Она не интересовалась спортом, кино, мальчиками – то есть, может, и вздыхала втайне по кому-то из одноклассников безответно, но эти вздохи не выливались ни во что большее. Библиотекари на улице узнавали Алю в лицо, учительница литературы при встрече только что не целовала взасос, ее комната была завалена книгами, а в дневнике стояли отличные оценки, причем не только по гуманитарным предметам. Как ни странно, нельзя было сказать, что все это безумно радует ее родителей, хотя, возможно, они просто привыкли к своей книжной дочке. Поступление на филфак было логичным, очевидным выбором, после окончания института Аля пошла в школу – где и оставалась по сей день… Но так как на зарплату учителя в государственной школе прожить было сложно, она брала очень много репетиторства, вживую и по скайпу, и в связи с этим почти не имела свободного времени. Наши встречи обычно укладывались в час-два, после чего Алевтина неслась домой – проверять тетради, готовиться к урокам, заполнять какие-то жуткие таблички по классному руководству, заниматься с репетиторскими учениками.

      Гимназия располагалась в старинном, красивом здании еще дореволюционной постройки, выкрашенном романтичной лиловой краской. Я остановилась неподалеку от высоких, тяжелых дверей, внутрь заходить не стала – да меня, в связи с ужесточением всех возможных правил, наверно бы, и не пустили. Ждать пришлось недолго – Аля, в окружении кипящих энергией подростков, вышла почти сразу. Подростки, счастливые особым, ни с чем не сравнимым счастьем подошедших к концу уроков, радостно прощались с Алей и желали ей хорошего вечера. И сразу как-то было понятно, что они ее любят – насколько в принципе дети способны любить учительницу.

      Аля – низенькая, крепенькая, похожая на сдобную булочку с изюмом. Косу она давно отрезала, но волосы, густые и черные, по-прежнему украшают ее умное, полное какой-то глубокой внутренней жизни лицо. Далекое от стандартной модельной красоты, оно очень интересно как-то по-другому, я часто замечала, что ум, чувство юмора освещают самые странные лица. А лицо Алевтины не было странным, оно просто не было таким правильным, симметричным, как лица актрис из сериалов или девушек с обложек глянцевых журналов… Слишком высокий лоб, слишком тонкие губы, неожиданно недоверчивый взгляд исподлобья, улыбка, меняющее это лицо, как меняет солнце, вышедшее из-за туч, неинтересный пасмурный день.

      – Привет. Рада тебя видеть, – и по Але видно, что она действительно рада. – Зайдем во двор?

      Это означает, что Аля предлагает покурить – от своих учеников она тщательно скрывается. Курит она на самом деле немного, больше балуется, но мне нравится иногда стоять с ней рядом, затягиваться тонкими, манерными сигаретами, стряхивать пепел на черную осеннюю грязь, всматриваться в умное алино лицо. Машинально отмечать его характерные особенности, думать о том, как я бы его нарисовала.

      И мы идем – долго, минут пятнадцать – в поисках подходящего двора, где нас точно никто не увидит. И курим. У сигарет странный,