Проклятое призвание. Наталья Юрьевна Царёва

это тоже отлично известно. Народ отделывает один рисунок месяцами…

      – И в результате не доделывает ничего…

      – А кто-то и доделывает. Кто-то может. Просто… этим нужно серьезно заниматься. Не так… между делом. Двадцать минут перед сном.

      – Ясно.

      Я вижу, что Вик взбешен моими словами. Не того он ждал. А чего? Я должна врать, пытаться угодить, щадить его самолюбие? Чего ради?

      То, что я увидела, это эскизы… Не более того…

      – Еще кофе?

      – Нет, пожалуй, хватит. Не будем растягивать удовольствие.

      – Ты уверена?

      Я не успеваю ответить, потому что его губы тянутся к моим, его руки оказываются на моей шее, сзади, мне больно, но его это не волнует, эти объятья похожи на попытку задушить, а может, они и являются ей в какой-то мере – символически, инерционно… И он целует меня, целует исступленно, с ненавистью, с горечью и яростью, накопившейся за время с нашей последней встречи, с той горечью, которую вызывает только самая тяжелая, самая отвратительная зависимость. Зависимость от чужого, хорошо знакомого тела, и что гораздо хуже, чужой души. Зависимость от того, что, несмотря на все слова, не кончилось, не кончилось, хотя ему уже давно пора.

      И я отвечаю на этот поцелуй, мне так же больно, как ему, я так же ненавижу, я так же мечтаю о том, чтобы все это наконец уже прекратилось, чтобы была прервана эта чертова пуповина, эта нить, связавшая нас когда-то – одиночество и одержимость, фанатичная любовь к искусству, способность понимать и чувствовать другого как себя. Я сама не понимаю, как мои руки оказываются под его рубашкой, и моя кофточка летит куда-то вниз, и с тихим щелчком распадается бюстгалтер, и все невыносимое напряжение этого дня, все это тягостное ожидание, необходимость позировать и улыбаться, и разговаривать, разговаривать, разговаривать – все это взрывается наконец в самой банальной, но такой естественной и желанной кульминации.

      – Быстрее, – говорю я. – Сильнее. Сильнее. Не жалей. Не жалей меня, не надо…

      И он не жалеет. Ни капли. Ему это тоже нужно.

      Он так же сильно ненавидит. Он так же сильно хочет от меня избавиться.

      И не может.

      Почему-то не получается.

      Вечер черные брови насопил.

      Чьи-то кони стоят у двора.

      Не вчера ли я молодость пропил?

      Разлюбил ли тебя не вчера?

      С. Есенин

      3. ПРОСТО ДРУЗЬЯ

      А потом все заканчивается. Во всяком случае заканчивается на сегодня, на этот мой внеплановый дурацкий визит. И мое тело пульсирует в привычном наслаждении, и его тело реагирует также… И вроде бы мне хорошо, хорошо, но одновременно так больно, больно, и что-то внутри меня знает: мне не нужно было приходить сюда сегодня.

      Мне давно уже нет места в этой квартире, где живет слишком много воспоминаний.

      И пока я сосредоточенно одеваюсь, мы стараемся не смотреть друг на друга. Стыдно?.. Ему тоже стыдно смотреть на меня, он жалеет о случившемся? Жалеет, что поддался минутной слабости, а хоть бы и не минутной, какая разница?

      И