Вайнахт и Рождество. Александр Киселев

Я даже не знал, что так люблю сахар. Мед тоже хорошо, но сахар лучше. Почему пчелы сахар не делают?

      Я поставил кофе на стол и взял пустую миску. Немец кивнул, сказал: «Нимст» – и протянул мне два куска сахара.

      – Нет, – сказал я.

      Он помотал головой, вложил сахар в мою руку и заговорил. Показывал на сахар и на голову.

      – Нет, – опять сказал я.

      Он нахмурился, встал, не выпуская моей руки, довел до двери, подтолкнул и сказал какое-то сердитое слово.

      Сахар и миску я отдал маме.

      – Это он чего? – удивилась бабушка. – Сахар не любит? Зубы, наверное, болят.

      Мама молча взяла сахар и убрала.

      – Ты чего? – возмутилась бабушка. – Он же сам отдал!

      – Да, – подтвердил я, – он сам отдал. Я два раза не брал, а он дал и выгнал.

      – Ребенок сахару сколько времени не видел! А в его возрасте сахар для головы нужен. Чтобы мозги росли как надо.

      – Как хотите, – сказала мама и достала сахар.

      Бабушка тут же радостно захлопотала, достала чашки, поставила на плиту чайник.

      – Эх, Николай, сейчас мы с тобой кипяточку, да с сахарцом! Устроим сладкую жизнь.

      А я подумал, что все-таки это неправильно. Я у Ивана Ильича мед ел, а мама с бабушкой нет. И вообще, как я буду с немцами воевать и листовки вешать, если фашистский сахар ем? Валя бы не стал, я точно знаю.

      И я сказал:

      – Я не буду.

      Бабушка даже ложку уронила.

      – Это что за новости? Как не будешь? Тебе надо! Для мозгов! Это как лекарство.

      – Скоро немцев разобьют, и этого сахара завались будет.

      Бабушка поднесла ладонь ко рту и зашипела:

      – Ты что, с ума сошел! Замолчи немедленно! И не вздумай такие слова говорить!

      Ее поддержала мама:

      – Николай, ты понимаешь, что можно говорить, а что нельзя?

      – Никто не слышал, – буркнул я.

      Мама сказала:

      – Стены слышали. У них тоже уши есть.

      – Ты чай пить будешь? – грозно спросила меня бабушка.

      Чаю я не хотел. Я хотел долго-долго сосать кусочек сахара… Но я твердо ответил:

      – Не буду.

      – Ну, твое дело. Давай, Мария, мы с тобой почаевничаем.

      – Вы пейте, я тоже не хочу, – сказала мама.

      – Сговорились? – обиделась бабушка. – Вы, значит, такие, а я, значит, не такая?

      – Не обижайтесь, – ответила мама. – Не будем ссориться по пустякам. – А потом улыбнулась и тряхнула волосами: – А, гулять так гулять! Наливайте, мама! Николай, живо за стол!

      Когда мама такая, мне становится хорошо, а когда улыбается – будто солнце светит. Жаль, что она редко улыбается. И я, конечно, сел, и пил горячую воду с мятой, и мама с бабушкой о чем-то говорили, и я о чем-то говорил, и мы даже смеялись. А сахар… я съел. Почти весь. Мне бабушка половину своего куска дала, а мама пила без сахара. И вообще, фашистами от сахара не становятся.