Чрево кита. Анна Кесарева

коты, что жили в подвале под ней тогда. Совсем недавно.

      Картинки оборвались звуком глухого выстрела и шипения. Она резко повернулась и выключила плиту. Который по счёту день белоснежную плиту заливает выплюнутый кофе… Узор наслаивался и растекался, образуя газовые облака вокруг конфорок. Она смотрела на него и думала о том, как всегда мечтала дотронуться до скоплений звёзд. До Млечного пути. Из её квартиры никогда не было видно небо. Дорожка от подъезда была единственным свободным пространством. Зимой и осенью только голые ветви скрипели по стёклам. А коты отчего-то менялись практически каждый год. Может быть, умирали. И только одна полуоблезлая из сезона в сезон, бессменная, рожающая мёртвых котят, начинённая паразитами так, что не могла уже нормально есть и постоянно ходила обжирающаяся и голодная. Именно её хотелось забрать и пригреть, но она упрямо не давалась в руки и только с жадностью набрасывалась на еду. Что-то родственное было в ней.

      В городе всегда, до тошноты не хватало неба. В нём было всё, что захочешь. И, кажется, не было ничего. Ничто не держало там. Когда все обязательства теперь вдруг отпали – как всегда тайно и стыдно мечталось – город стал ненужным и ещё более чужим, почти что жалким – ненужным, неоправданным.

      Что бы ни случилось – делай что-нибудь привычное, обыденное. Это будет раздражать, но когда-нибудь спасёт твой рассудок. Таким, например, может быть обязательная программа по позволению кофе сбежать из турки, образовав ещё одно свежее коричневое пятно на старом. И его шипение на потухшей горелке обязательно вернёт каплю сознания. И его крупицы, проскальзывающие сквозь зубы, застревающие на языке. Самые первые глотки именно такие. И когда за окном с прошлого вечера льёт дождь, надо непременно достать спрятанные камни – единственные ценные вещи из всего, что она взяла с собой перед тем, как уйти насовсем. Один из них – когда-то уже утраченный и чудом вернувшийся, найденный в выстиранной наволочке, когда она была далеко-далеко от дома. Снова была там. Это известие сквозь трубку телефона обрушилось и стало очередным знаком, которому она тут же приписала с десяток смыслов. Потом он часто болтался на верёвке на шее. Пока в какой-то из дней она не оставила его. На полке или в кармане рюкзака – память подводит в деталях. Но теперь он с ней. Нечто известняковое, похожее на кошачью кость, как сказал её друг, мастеривший из него подвеску. Ничего такого, простой серый камень, подобранный в плотном тумане где-то на скале. Тогда ещё было невозможно представить всей его важности. Всё занимает свои места не сразу, это складывается из преднамеренно-случайных выпадов ирреальности в реальность. Как скарабей или человеческая голова сфинкса и многомиллионные их копии. Как размноженный образ Богоматери. Как кусок известняка на шее. Всё это равно – если даёт спасение.

      Она подносила их к глазам по одному, словно прислушиваясь к каменному шёпоту, касалась ими лица. Среди них только два были важными, пронзительно кричащими, будто готовыми встать вместо какого-то