Отец Феона. Тайна псалтыри. Анатолий Леонов

Крича́л де́ло за ним госуда́рево. Воево́да Стромилов с полусо́тней городски́х казачко́в бро́сился бы́ло в пого́ню, да вата́ги воровско́й и след просты́л. Одни́ голове́шки от просты́вшего костра́ и ни души́. Тайга́ круго́м.

      С тех пор с безопа́сностью в окру́ге ничего́ не поменя́лось. Ма́ло кто отва́живался да́же днём е́здить по лесны́м тро́пам без хорошо́ вооружённого сопровожде́ния, а когда́ наступа́ли су́мерки, то́лько за городски́ми сте́нами мо́жно бы́ло чу́вствовать себя́ в относи́тельной безопа́сности. И вдруг по едва́ различи́мой но́чью лесно́й тропе́ дви́гался вса́дник, как бу́дто соверше́нно не пережива́ющий за свою́ жизнь! Подо́бное безрассу́дство, как пра́вило, не остава́лось безнака́занным. Не ста́ла исключе́нием беспе́чность и э́того пу́тника, де́рзко презре́вшего опа́сности ночно́й доро́ги.

      Среди́ дере́вьев замелька́ли спо́лохи ра́зом зажжённых фа́келов. Послы́шались голоса́, а над са́мым у́хом пу́тника разда́лся лихо́й банди́тский по́свист, от кото́рого в жи́лах сты́нет кровь и душа́ христиа́нская ухо́дит в пя́тки. Тропу́ перегороди́ли две мра́чные фигу́ры в бесфо́рменных балахо́нах, ре́зко взя́вшие под уздцы́ испу́ганно пряду́щую уша́ми ло́шадь.

      – Ну всё, раб Бо́жий, прие́хал… – сказа́л оди́н из них с лёгким по́льским вы́говором, – Слазь. Суму́ вытряса́й. Мы тебя́ гра́бить бу́дем!

      – Dobry koń! – чу́вственно, как про жела́нную же́нщину, произнёс второ́й разбо́йник, успока́ивающе гла́дя не́рвную ло́шадь по тре́петной, ба́рхатной ше́е.

      Между те́м ря́дом уже́ собра́лось два деся́тка вооружённых до зубо́в голодра́нцев, оде́тых в рва́ные по́льские кунтуши́, ру́сские о́хабни с чужо́го плеча́ и крестья́нские домотка́ные зипуны́. Вы́глядело э́то пёстрое во́инство то́чно сво́ра голо́дных соба́к, затрави́вших кро́лика в чи́стом поле́. Обще́ние с ни́ми не сули́ло пле́ннику ничего́ хоро́шего про́сто потому́, что поня́тие «всё хоро́шее» у э́тих «ми́лых» люде́й ника́к не включа́ло доброду́шие и человеколю́бие.

      – Ну чего́ ждёшь? – нетерпели́во спроси́л пе́рвый разбо́йник, для убеди́тельности напра́вив на вса́дника взведённый пистоле́т, – Вот сде́лаю в тебе́ ды́рку, тогда́ по́здно бу́дет.

      Вса́дник слез с ло́шади что сде́лать ему́ бы́ло непро́сто, и́бо был он весьма́ небольшо́го ро́ста и вла́стным движе́нием, как господи́н слуге́, бро́сил поводья разбо́йнику, говори́вшему по-по́льски.

      – Uwaga, Żołnierz! – сказа́л он ему́ надме́нно и вла́стно, – Odpowiadasz swoją głową!

      – Co? – растеря́лся от подо́бной на́глости разбо́йник, удивлённо озира́ясь на свои́х това́рищей, но таи́нственный пле́нник, неудосужив голодра́нца отве́том, поверну́лся к тому́, кото́рый заправля́л в э́той пёстрой компа́нии, и негро́мко, но тре́бовательно произнёс глухи́м, привы́кшим кома́ндовать го́лосом:

      – Пусть пан отведёт меня́ к команди́ру. У меня́ к не́му де́ло.

      Пе́рвый разбо́йник, попра́вив на груди́ мя́тый офице́рский горже́т, с прищу́ром посмотре́л на пле́нника.

      – Я