Чокнутая будущая. Тата Алатова

слов.

      – Зачем? – едва не взвыла я. – Зачем вам говорить что-то младшему брату своего первого мужа? Вы развелись с Алешей миллион лет назад!

      – Это касается Олега, – растерялась она.

      Еще бы! Когда на нее в последний раз выли?

      В отчаянии я вообразила себе, как прямо на ходу выпрыгиваю из машины и убегаю в джунгли, истошно вопя.

      Я ведь обещала себе.

      Не подходить к похоронному бюро.

      Никогда.

      Ни за что.

      Так что я опять здесь делаю?

      Колесо фортуны уже раскрутилось и теперь набирало скорость вращения, сминая все мои робкие попытки избежать предначертанного.

      – Я подожду вас в машине, – буркнула поспешно.

      – Мирослава, – раздраженно процедила Римма Викторовна, – ну проявите хоть какие-то зачатки воспитания. Неужели так сложно зайти поздороваться?

      Чума на оба ваши дома.

      Я устала с ней спорить, я с ней спорила всю дорогу, обороняясь от бесконечных ползучих нравоучений.

      Поэтому запал иссяк, и на меня снизошла тихая покорность судьбе.

      Вслед за Риммой Викторовной я выползла из автомобиля в распаренное лето, сразу прильнувшее ко мне своим зноем.

      Она шла впереди, а я плелась за ней по знакомому торжеству шоурума, и у строгих менеджеров при виде меня снова сводило зубы – с дресс-кодом-то я опять промахнулась. Но была ли в этом моя вина?

      С нас можно было писать картину «Богиня и бродяга».

      Римма Викторовна уверенно свернула в хитросплетения узких коридоров и без стука толкнула дверь в казенный кабинет Антона.

      Он сидел за компьютером, погрузившись в какие-то расчеты, и при виде примадонны на крохотное мгновение поморщился, прежде чем расплыться в широкой неискренней улыбке.

      Я вышла из-за ее спины, лихо сдвинув панамку на затылок.

      – Мирослава, – в один длинный выдох Антон уместил многое: удивление, смирение, иронию и возмущение.

      В этой «Мирославе» было столько оттенков и нюансов, что внутри меня что-то вздрогнуло и отозвалось жаром.

      Так не приветствуют посторонних людей.

      И родственников так не приветствуют.

      – Подобрала ее на обочине, – прощебетала Римма Викторовна, становясь оживленной и веселой, выкручивая все свое обаяние на максимум.

      Она процокала каблуками и звонко расцеловала Антона в обе щеки.

      Я ничем таким заниматься не собиралась и просто вскарабкалась на подоконник, подальше от них, опустив взгляд на потрепанные шлепки.

      Ноги были поцарапанными после борьбы с побегами хмеля, нагло проникшими на мой огород через соседский забор.

      – Она шла пешком к Алеше в город, – в интонациях Риммы Викторовны было предложение повеселиться вместе из-за столь нелепого времяпровождения.

      Антон молчал, и мне стало интересно, каким было его лицо.

      Но я не смотрела.

      – Чай, кофе? – наконец вежливо и безлико произнес он.

      – Кофе, пожалуйста.

      – Мирослава?

      Я