Чокнутая будущая. Тата Алатова

вообще рассказывал эту древнюю историю без надрыва, с улыбкой даже. Так говорят об отболевшем. Отговорила роща золотая, ну, вы понимаете, – светлая грусть об ушедшем, не более того.

      Я спросила себя: долго бы смогла продержаться в Алешиных женах, прилагайся к нему злобный младший братец, или сбежала бы, теряя тапки, еще быстрее, чем Римма? У меня ведь не было гантелей на ногах в виде ребенка.

      Мои размышления прервал длинный звонок в дверь, Алеша поплелся открывать, а я вернулась к своему голубому бархату.

      – Арина? – раздался его удивленный, но в то же время ласковый голос.

      Алеша любил свою дочь, но порой она была настоящей мелкой злодейкой, и приходилось включать актерские способности, изображая родительскую доброжелательность.

      Бум! Бум! Это стукнулись о стену ее кроссовки, которые девчонка энергично стряхнула со своих лап. Экспрессией детонька пошла в папеньку. Вот-вот начнет декламировать: «Недаром нас не взяли на Парнас», обычную распевку Алеши. Или как там это у актеров называется, когда они калибруют тембр своего голоса.

      – Я с этой женщиной больше жить не буду, – провозгласило дитятко и в ту же минуту появилось на пороге.

      Не сказать, что из коридора в зал пролегал длинный путь.

      Увидев меня, Арина явно растерялась. Кажется, она успела забыть, что любвеобильный папенька снова женился.

      – С какой женщиной? – не понял Алеша.

      – С твоей бывшей женой, вот с какой!

      – Ты говоришь о маме?

      Девица молчала и пыхтела.

      Я продолжала щелкать ножницами, опустив голову.

      Кажется, пора домой. Семейные разборки – не мой конек.

      Я со своей-то матерью не знала, что делать, куда мне было возиться с чужими детьми.

      – Что случилось? – растерялся Алеша. – Вы поссорились?

      Ее маменька – тихоня бледная Лиза, бухгалтерша, которая попыталась обокрасть Антона, – мне тоже не сильно-то нравилась. Эта женщина отправила меня выторговывать для нее алименты! Но это же не значит, что теперь я должна воспитывать ее девятилетнюю дочь?

      – Мы расстались навсегда, – сообщила Арина.

      В ее голосе звучало столько пафоса, что сразу стало понятно: Алеша переборщил, таская дочь на репетиции.

      Я бы людей, которым не исполнилось двадцати, туда не пускала. Русская классика способна до основания разрушить неокрепшую психику.

      Впрочем, Алеша в минуты душевного волнения вообще переходил на греческие хоралы. Вот и сейчас его голос сорвался в неведомые дали.

      – Что ты говоришь, дочь моя?

      – Что буду жить здесь! Что это такое? – И Арина подняла кусок голубого бархата.

      – Бальное платье, – пояснила я неохотно.

      Мне захотелось отобрать у нее лоскут, как будто мы были в одной песочнице с ограниченным количеством пластмассовых лопаток.

      – Ты что, собралась на бал?

      – Пока нет. Но когда бал начнется, у меня будет платье.

      Арина замолчала, обдумывая услышанное, потом тряхнула