Лето, когда мы пропали. Элизабет О’Роарк

наконец затихают, и кажется, будто вся моя радость – все эмоции и мысли – исчезает вместе с ними.

      Может, поэтому Люк не доверяет мне. Может, когда он заглядывает мне в душу, он видит там одну пустоту.

* * *

      Если я думала, что своей маленькой хитростью про чтение летней программы отделалась от Грейди, то не могла ошибаться сильнее. Вскоре он начинает встречаться с Либби и проводит с нами практически каждый вечер, хотя у меня в голове не укладывается, зачем ему это, если он не выпивает и не катается на сёрфе. Кажется, он обижается на всех, кроме Дэнни, – а меня он и вовсе ненавидит, и это взаимно.

      – Грейди предложил нам провести время где-нибудь в другом месте сегодня вечером, – говорит Дэнни Люку за ужином. – Ему надоел пляж.

      Люк поднимает бровь, словно говоря: «Значит, Грейди не надо приходить».

      В кои-то веки мы с Люком согласны.

      Прошлым вечером Грейди высмеял меня из-за употребления слова женоненавистник. «Какие громкие слова ты употребляешь. Напомни, в каком ты классе, Джулиет?» Он сказал это с усмешкой и с отвратительным блеском в глазах, а я парировала, спросив, есть ли вообще классы в Библейской школе, ведь это даже не колледж.

      «Будь милой», – сказал мне на это Дэнни. Грейди он не сказал ни слова, а меня отчитал. Так что черта с два я откажусь побыть сегодня дома одна ради любого из них.

      – Я останусь дома и займусь школьными заданиями, – вру я. Ему не понять, почему я хочу побыть одна и почему не лажу с Грейди.

      Люк резко поворачивается ко мне – он молчит, но я почти физически ощущаю, как его распирает… Однажды он выскажет. Придет день, и он скажет: «Включи голову, Дэн. Разве есть смысл в том, что она говорит?»

      Когда они уходят, я довольно долго жду, прежде чем выйти с гитарой на задний двор. Я прокручиваю в голове новую песню уже почти две недели и думаю, она может получиться.

      Я пробую два варианта – оба хорошие, но не совсем складные. В итоге бросаю новую песню и просто снова играю Homecoming. На первый взгляд она о неудавшемся школьном танце. А на самом деле она о том, каково это – возвращаться домой, зная, что там тебе грозит не меньшая опасность, чем где-либо еще. Я написала ее о доме матери, но иногда задаюсь вопросом, не подходит ли она и для этого дома тоже. Почти два года прошло с тех пор, как мы договорились, что я остаюсь здесь, но я до сих пор живу с оглядкой, как будто я окажусь на улице после первого же промаха.

      Последние ноты затихают, и я собираюсь сыграть что-то еще, когда слышу движение у задней двери и замираю.

      – Здорово. – Люк выходит на свет, уставившись на меня так, будто видит первый раз. – Это было реально круто.

      Сердце бьется быстрее, грудь сдавливает волнение.

      – Почему ты дома?

      – Почему ты врешь Дэнни про уроки? – спрашивает он довольно мягким голосом, сглаживая резкость слов. – Тебе не следует это скрывать. Ты должна выступать.

      – Я пою в церкви. – В моем голосе слышатся нотки смирения. Словно я до сих пор пытаюсь убедить себя, что этого достаточно.

      Он