В огне повенчанные. Иван Лазутин

Вас подождать, товарищ полковник? Или сейчас отнести?

      – Подождать.

      Майор Северцев вплотную подошел к провинившимся ополченцам и, обведя взглядом их лица, с трудом скрывая гнев, произнес:

      – Эх вы!.. А ведь присягали под знаменем!

      Слова о присяге как бы несколько отрезвили провинившихся.

      – Виноваты, товарищ полковник, исправимся, – за всех ответил Еськин, глядя в землю. – Работа была чижолая, председатель поднес за обедом по стаканчику… Уж очень благодарили, товарищ полковник. Колодец стал лучше, чем когда был новый. Так бабы и сказали. До самого гумна нас провожали.

      – Старченко! – почти взвизгнул полковник Реутов, и тотчас же перед ним выросла фигура начальника штаба полка майора Старченко.

      – Слушаю вас, товарищ полковник!

      – На всех четверых сегодня же оформить документы в трибунал! – Эти слова Реутов произнес громко, чтоб их слышали ополченцы, сидевшие в отдалении на смолистых еловых бревнах. Потом он умышленно сделал продолжительную паузу и молча прошелся перед вытянувшимися нарушителями армейской дисциплины. – Чтобы завтра об этом преступном нарушении воинской дисциплины знала вся дивизия!

      По лицу майора Северцева, застывшего в оцепенении, было видно, что излишняя горячность полковника Реутова и поспешность в выборе меры наказания были ему не по душе. Но сложившаяся обстановка исключала всякую дискуссию: все происходило на глазах ополченцев.

      – А сейчас что с ними? – спросил майор Старченко, переводя взгляд с Реутова на командира полка.

      – Под арест!.. На дивизионную гауптвахту!.. До отправки в трибунал держать на строгом режиме!

      Реутов сомкнул за спиной руки и уже направился в сторону окопов второго батальона, но, словно вспомнив что-то очень важное и неотложное, остановился. Повернувшись вполоборота к наказанным ополченцам, он с раздражением бросил:

      – За такие дисциплинарные нарушения в боевой обстановке расстреливают на месте!

      Слова «расстрел на месте» как ветром сдули пьяную одурь с лиц провинившихся. Слесарь Еськин воспринял эти слова начальника штаба болезненнее остальных – лицо его залила мертвенная бледность.

      – Эти четыре пули приберегите лучше для немцев, товарищ полковник, – бросил он вдогонку Реутову.

      Дерзкий ответ Еськина окончательно вывел Реутова из себя. Он обернулся и, мягко ступая на своих кривых тонких ногах в хромовых сапогах, подошел вплотную к ополченцам:

      – Что?! Для кого вы мне советуете приберечь четыре пули? – Глаза полковника бегали по лицам бойцов, выискивая того, кто осмелился сказать ему такую дерзость.

      – Для немцев! – твердо, глядя Реутову в глаза, проговорил Еськин.

      – Фамилия?

      – Рядовой Еськин!

      – Хорошо, рядовой Еськин, военный трибунал учтет и этот твой совет.

      Провинившихся под конвоем увели в лес, где в блиндаже, вырытом в сырой ложбине, в отдалении от командного пункта полка и почти рядом с блиндажом штаба дивизии, помещалась гауптвахта.

      Такого