Осенняя охота. Екатерина Златорунская

плечи для загара, приспустив бретели и сняв платок.

      – Разное. Я вожу русские группы. Ну, любви: кто сами замуж хотят, кто – чтобы дочери удачно вышли, все по-разному. Кто-то детей просит, Бог не всем детей дает. Детей надо заслужить.

      – А у вас есть дети?

      – Сын, – почему-то обиделась гид.

      Анастасия хотела спросить: «А чем заслужили?» – но удержалась и не спросила.

      Таверна в деревне оказалась запертой, на дверях висело рукописное объявление на греческом, сама деревня спала мертвым сном. Они оставили машину и пошли пешком. Склад старой техники, на склоне кладбище и роща хурмы. На маленькой площади рос огромный каштан, распустив павлиньим хвостом листья. Под ним, как под зонтом, стояла маленькая белая церковь. Они уже хотели уезжать, когда к церкви подъехал автобус, оттуда выскочил маленький мужчина в черном костюме, принял трость, и следом, опираясь на его руку, вышел старый священник и отпер церковь.

      Молодой подошел к машине и жестами попросил Павла о помощи.

      В автобусе между сиденьями стоял узкий, как лодка, стол. Павел и мужчина потащили стол в церковь. Анастасия вошла следом.

      Внутри было темно и прохладно, как во сне. Священник с палочкой зажигал у икон свечи.

      У алтарных ворот в серебряном окладе по самые глаза, словно в доспехах, икона Божьей матери со строгим непримиримым лицом взглянула на Анастасию черными скорбными глазами, и та вздрогнула. Мужчина внес огромный букет белых лилий и выронил из рук.

      Анастасия погладила оклад рукой. Павел, дежурно перекрестившись перед иконой, прошептал на ухо: «Пойдем, сейчас внесут гроб». Он пах лилиями, и его ладони были мокрыми.

      Они торопливо прошли мимо пустого стола и лилий. Мужчина из автобуса стоял на крыльце, расстегнув ворот черной рубашки, и курил.

      – Погиб мальчик семнадцати лет. Он не из этой деревни. Везут из Афин. Его сбил русский отдыхающий. – В глазах мужчины не было горя, только деловитость и скука. – Я не родственник, – пояснил он Павлу, – попросили помочь.

      Всю обратную дорогу они не разговаривали. Павел был мрачным, раздраженным. В отеле быстро принял душ и лег.

      Что с тобой? Ничего. Устал. Анастасия не могла оставаться в номере: болела голова, прежняя тоска накатывала дурнотой.

      – Я пойду прогуляюсь.

      – Иди, – равнодушно отозвался Павел.

      Темнело по-южному рано, уже горели фонари, столики у кафешек почти все пустовали, и в магазинах, предлагавших одинаковые товары – украшения, платки, купальники, шлепки, ласты, – тоже было безлюдно.

      В детском магазине продавались смешные маленькие платья и тканевые туфельки меньше ладони. Она вспомнила о недавно крещенной Марии, купила ей те самые туфельки, крохотные панталоны с кружевами, рубашку с вышивкой и соску с бычком – наверное, родственником Минотавра.

      Маяк впивался в море бледно-зелеными стрелами лучей. На яхтах вокруг пристани кипела жизнь. Анастасия рассматривала чужую жизнь, как трейлеры фильмов. Вечеринка: официант в белой сорочке разливает шампанское, крутится вентилятор, смеются дамы в вечерних