Третья планета от солнца. Валерий Аркадьевич Кормилицын

молча слушал, лишь иногда покачивая на слова русского бритой головой с клоком волос.

      – Чем князь Святослав поклянётся, что не замышляет против печенегов предательства? – вопросительно, и не мигая, глядя на русса, качнул головой и огладил ладонью клок волос на макушке. – Вашим Богам мы не верим. Я принял мусульманство, хотя большинство моих воинов – язычники. Когда меня убьют, пророк ухватится за пучок волос на голове, – вновь пригладил ладонью клок на макушке, – и вознесёт меня в рай.

      – Чтоб ты поверил мне, хан, я обрею голову, – сдёрнул ремешок со лба, рассыпав по плечам волосы, – и оставлю лишь одну прядь. Как у знатных печенегов, и поклянусь головой, которую отрубишь, если нарушу слово.

                        *      *      *

      Богоносный каган Хазарии, без сопровождения воинов-арсиев, наслаждаясь одиночеством, неслышно ступая по гранитному полу огромного дворца из красного кирпича, размышляя, медленно шёл молиться в дворцовую синагогу. Раввин был ему не нужен. Проходя мимо слюдяного окна, лениво и без интереса бросил взгляд на нелюбимый город Итиль, раскинувший за широкой протокой купеческие глинобитные дома, похожие на юрты жилища ремесленников из дерева и войлока, караван-сараи, минареты мечетей и здания синагог.

      Но выше всех построек был дворец кагана, на острове, посреди реки Итиль, окружённый садами и виноградниками.

      Неожиданно вспомнилась сладкая Палестина, где в юности, с пятнадцати до двадцати пяти лет постигал Великие Таинства существования Мира, став Посвящённым.

      «А хазарский царь, или каган-бек, как его ещё называют, всего лишь приобщённый к Великим Таинствам, и скоро придёт просить у меня совета, – вновь неслышно ступая, неспешно, направился вдоль по длинной пустой галерее, в близкую уже синагогу. – Все разобщены в этом городе, да и во всей Хазарии. Живут рядом, но каждый отдельно, сам по себе. Коренных хазар мало, всё какие-то пришлые: мусульмане, иудеи, язычники, христиане, и у всех отдельные места для молитв, базары, кладбища и даже бани. А дальше всех от людей – Я», – прошёл в заранее распахнутую слугами, высокую и тяжёлую дверь в синагогу.

      Очистив себя огнём – обведя вокруг головы горящей свечой, подошёл к алтарю.

      Хотя огонь должен был очистить и освободить верующего от недобрых мыслей, коим не место в священной синагоге, каган продолжил размышлять о мирском, всё не умея сосредоточиться на божественном: «Тревожно, тревожно на душе, – как простой смертный маялся он. – Страна идёт к упадку. Я это вижу. Заходит великое солнце Хазарии. Вчера донесли, что Святослав сговорился с печенегами и будущей весной пойдут с нами воевать. А мы – колосс на глиняных ногах. Мне ли, Посвящённому в Таинства, этого не знать. Как я допустил, что из разрозненных, как сейчас мои подданные, славянских племён, начинает выковываться мощное государство – Русь. Всегда думал, что боги Руси склонятся перед богом Яхве. Любое государство – это глина, из которой следует его лепить. А вылепить можно прекрасную амфору, или убогую кружку для питья. Я мечтал изваять огромную прекрасную амфору,