Соседи по Москве. Эллина Наумова

бизнесменам, потакает в меру. Завидует им и презирает одновременно. И ревниво следит, чтобы не зарывались. А потом вдруг является какой-нибудь одержимый с претензиями на тотальное лидерство. Тотальное лидерство, подчеркиваю. Он готов вести к счастью народ, а то и человечество. Его бес настолько силен, что остальные, почти захиревшие, рвут цепи и встают на дыбы. И дальше уже все – общими усилиями.

      – По-вашему, милейшая хозяйка, и Христос одержим.

      – Бог с вами, что вы такое говорите! У Христа было двенадцать учеников, и он зарабатывал на них и их семьи, проповедуя и исцеляя больных. По деревням, обходя стороной города. Вот император Константин и его массово христианизировавшиеся придворные – наш случай. Знаете, бес исключительности распоясывается, когда его носителя, самого-самого во всем, обижают или унижают. И принимается особо лютовать, если тому что-то угрожает.

      – Позвольте, тогда возникновение на исторической сцене одержимых – тоже закономерность, – усмехался гость.

      – Наверное. То, что я вам говорила – лишь схема. Но мне с ней легче жить. Так жить. Минута за минутой, день за днем, год за годом.

      Тут собеседник обычно запускал пятерню в шевелюру или тер лысину и быстро интересовался:

      – В этом доме водка есть?

      В каком доме тогда ее не было?

      Старшая дочь, тетка Леоны, с раннего детства подслушивала такие разговоры и, окончив школу, тоже ночами била по клавишам пишущей машинки. Приходилось молотить, ломая ногти и сбивая подушечки, чтобы нижние копии пусть с трудом, но читались. Она застала уже конец эпохи. В девяностых подпольщицы ненадолго утратили в эйфории скромность и торжественно заявили младшей: «Мы не зря боролись свободу. Будь ее достойна». Затем привезли с дачи оставленные себе самиздатовские экземпляры – в годы репрессий их хранили в подвале, в бочках, вместо огурцов и капусты. От голубоватых шершавых тонких листов еще долго тянуло духом солений. Не забыли в дачных тайниках и журналы с автографами – публикации тех, кого за углом судьбы ждала опала. Разложили все, как легло. В квартире стало уже не протиснуться.

      Это было зловещее предзнаменование. Бумагой, оружием, которым воевали за свободу, завалили все проходы в единственном жилище. Но кто же мог думать, что бабушка останется с грошовой пенсией, теткино НИИ ликвидируют, и инженеры еще долго не будут нужны. А способности к любому творчеству обернутся милостью, а не проклятьем, если бог не забыл добавить человеку еще и способность впаривать их потребителю. Зато мама Леоны после напутствия двух участниц сопротивления приняла российский капитализм за чистую монету. Все шептались: «Нельзя торопиться, уходить из госсектора, советы бессмертны, вот-вот такое начнется»! А она, лингвист, устроилась в совместное предприятие. Заочно получила второе высшее образование, нужное в бизнесе. И оказалась единственной кормилицей