Операция «Молодожёны». Татьяна Кривчикова

биолога, разрезающего кольчатого червя, уставились в лицо Ромашова и тот почувствовал, как его от этого взгляда почти выворачивает наизнанку.

      – Я не знаю что вам ответить. Я не знаю почему меня взяли. Мои успехи в разведшколе были средние, но меня отобрали для переброски через линию фронта, в меня поверили. Почему-то.

      – И драгоценный ваш фон Бонке ни разу не поделился с вами соображениями на ваш же счет?

      – Нет.

      – Не верю. Ох, не верю я вам. Более того, вы мне лично неприятны. Но я разгадаю вас, я разгадаю ваше вранье.

      – Я не врал вам.

      – А это мы посмотрим.

      – Я правда не знаю почему меня взяли.

      – Видимо, вы были очень убедительны в своем желании служить Третьему Рейху, – кольнул его полковник и, еще раз пригвоздив взглядом к сиденью машины, наконец, отвернулся и стал смотреть в окно.

      Экстренная замена радиста прошла удачно. Ромашов хоть и трясся как осиновый лист, но дело свое сделал точно. Немцы удивились тому, что на связь выходит «Алёша», но вполне удовлетворились ответом о болезни «Анны», пожелали ей скорейшего выздоровления, поблагодарили за предоставленные сведения и попросили своего ценного сотрудника быть осторожнее.

      Последней заботливости полковник особенно поумилялся и в награду за исполнение задания даже разрешил Василию лишних десять минут походить по берегу реки, подышать весной и разгулять ногу. При приземлении с парашютом он повредил связки и какую-то кость в ступне. Небоевое ранение давало о себе знать периодическими болями и заметной хромотой, которая, как сказал доктор, останется на всю жизнь.

      Много двигаться Ромашову, особенно после месяца сидения в камере при отсутствии долгих физических нагрузок, было еще тяжеловато. Он бродил туда-сюда не спеша, заложив руки в карманы брюк и слегка подволакивая ногу.

      Нервный Коротков за это время чуть не сгрыз собственные перчатки.

      – Даже преступникам иногда нужно давать некоторые послабления, – благодушно поучал его Летунов. – Тогда они лучше начинают служить.

      – Товарищ полковник, можно спросить?

      – Смотря о чем, Коротков.

      – Тех, кто взорвал железную дорогу, уже нашли?

      Полковник загадочно помолчал, глядя в чернеющее небо и, пригладив серые свои волосы, отрезал:

      – Много будешь знать, рано поседеешь.

      В течение недели из Горького ушли еще две, кроме первой, отправленной Ромашовым, шифрограммы с радиоточек других немецких «агентов», перевербованных НКВД. В каждой из них говорилось о взрыве на железной дороге, нанесенном большом уроне, невозможности быстро наладить нормальное функционирование магистрали, скоплении военных эшелонов, которые не могут уйти по назначению в действующую армию, и панических настроениях жителей города. Каждое сообщение, отличаясь в мелочах, в главном дублировало, подтверждало и дополняло остальные.

      «Взрыв» на Горьковской железной дороге (в действительности недалеко от нее), ловко и качественно организованный несколькими