Святой Сатана. Анатолий Леонов

внуков хочу! Сие и алчу больше всего! О том Бога молю! Время идет, а ты словно окаменел в своем унынии. Унынье – тяжкий грех! Что тебе эта Хлопова?

      – Я люблю ее!

      – Чушь несешь! Ты ее и не знал толком.

      – Я обещал жениться!

      – Пустое! Детские клятвы, что вода в решете. Было и прошло. Оставь прошлое в покое. Даже великие государи властны лишь над будущим!

      Царь, скрестив руки на животе, не отводил грустных глаз от истертых досок крашенного пола перед ногами:

      – Знаешь, что самое страшное, матушка? Я, Государь, наделённый правом даровать или забрать жизнь любого подданного, не властен над собственной жизнью!

      Марфа отсутствующим взглядом посмотрела куда-то в пустоту поверх головы сына и холодно произнесла:

      – Я знаю, Миша, но помазанник Божий не имеет права на обычную жизнь. Государь берет невесту в жены не для тихого семейного счастья, а для продолжения царского рода. Это его долг перед державой и людьми.

      Михаил, подняв голову, едва ли не первый раз за весь разговор прямо взглянул на мать. Глаза его по-прежнему выражали кротость и смирение, но упрямые складки по краям плотно сжатых губ говорили об обратном.

      – Матушка, – начал он, осторожно подбирая слова, – зачем звали? Дело в следствии, что ведут Глебов с Шереметьевым? Всё еще желаете, чтобы я отступился от невесты своей? Извольте, но сначала я узнаю правду, а потом уже приму решение!

      – И еще, – добавил он после краткой заминки, – почин мой с благословления Великого государя, Святейшего патриарха Филарета Никитича. Перед ним и ответ держать буду!

      Ни один мускул не дрогнул на каменном лице инокини Марфы при упоминании своего грозного супруга.

      – Мне жаль, Миша, что ты мог подумать, будто я могу желать дурного своему сыну! – произнесла она как можно мягче.

      Глаза её наполнились слезами. Марфа по-бабьи всхлипнула и неловко утерла их тыльной стороной ладони.

      – Всё что я делаю, ради тебя! Не скрою, у меня было намерение отговорить тебя от затеи с Хлоповой потому, что считала ее легкомысленной, дерзкой и неучтивой особой. Но видя твою непреклонность, я с легким сердцем уступаю. Если Машка сделает тебя счастливым, кто я, чтобы противиться вашему союзу?

      – Это правда? – растерянно спросил Михаил, и щеки у него задрожали от избытка чувств.

      – Конечно! – не моргнув глазом, ответила Марфа.

      Не в силах сдерживать себя, царь рывком вскочил с кресла и бросился в объятия матери. Плечи его сотрясали рыдания.

      – Спасибо! Спасибо, матушка! – твердил он, хлюпая носом и глотая слезы счастья.

      Марфа улыбнулась и как в детстве, ласково погладила сына по голове.

      – У меня будет одна просьба, – произнесла она вкрадчиво.

      – Какая? – насторожился Михаил, осушив слезы кружевным батистовым платком, протянутым матерью.

      – Хочу, чтобы владыка Арсений Элассонский участвовал в дознании.

      – Зачем? Там уже есть один священнослужитель, пресвитер Варлаам из Чудова монастыря.