Возлюби ближнего своего. Эрих Мария Ремарк

почувствовал огромное разочарование. Так чудесно играть может только совсем особенный человек, подумал он. Человек, у которого есть чему поучиться. И вот передо мной сидит ожесточенный мужчина, и пусть он на добрых пятнадцать лет старше меня, – все равно – я вижу в нем только капризного ребенка. Что ж, первая стадия эмиграции. Еще утихомирится.

      – Вы правда не будете есть суп? – спросил он.

      – Нет, не буду.

      – Тогда отдайте его мне. Я еще голоден.

      Скрипач пододвинул ему тарелку. Керн начал медленно есть. Каждая ложка таила в себе силу, столь необходимую, чтобы бороться и противостоять беде. Он не хотел лишиться ни одной крупицы этой силы. Окончив есть, он поднялся.

      – Спасибо за суп, хотя мне было бы приятнее, если бы вы сами съели его.

      Скрипач поднял глаза. Керн увидел лицо, изборожденное морщинами.

      – Моего состояния вам, пожалуй, еще не понять, – заявил скрипач.

      – Понять его легче, чем вы думаете, – возразил Керн. – Вы просто несчастливы, больше ничего.

      – Больше ничего?

      – Нет. Вначале все думают, будто в этом заключено что-то особенное. Поживете еще немного в эмиграции и поймете: несчастье – самая повседневная вещь на свете.

      Керн вышел. К своему удивлению, на противоположном тротуаре он заметил профессора, расхаживающего взад и вперед. Керн хорошо помнил, как профессор, комментируя во время лекции какое-нибудь новое сложное открытие в области терапии рака, неизменно закладывал руки за спину и, слегка подавшись вперед, разгуливал перед кафедрой. Но теперь его мысли были, по-видимому, заняты только пылесосами и патефонами.

      Керн колебался. Никогда он не решился бы ни с того ни с сего заговорить с профессором. Но теперь, после беседы со скрипачом, он подошел к нему.

      – Господин профессор, – сказал он. – Извините, что осмеливаюсь обеспокоить вас. Раньше я не поверил бы, что смогу дать вам совет. Но сейчас мне хотелось бы это сделать.

      Профессор остановился.

      – Охотно выслушаю вас, – рассеянно ответил он. – Весьма охотно. Я благодарен за всякий совет. Постойте, как же это вас звали?

      – Керн. Людвиг Керн.

      – Благодарен за любой совет, господин Керн. Просто чрезвычайно благодарен, уверяю вас!

      – Вряд ли это можно назвать советом. Просто у меня есть некоторый опыт. Вы хотите продавать пылесосы и патефоны. Бросьте это! Только время теряете. Сотни эмигрантов пытаются делать то же. Это так же бессмысленно, как искать людей, желающих страховать свою жизнь.

      – Этим-то я как раз и хотел заняться вскоре, – с живостью перебил его профессор. – Кто-то сказал мне, что заниматься страхованием не так уж трудно и что тут можно кое-что заработать.

      – И он предложил вам определенный процент за каждый страховой договор, не так ли?

      – Разумеется. И даже хороший процент.

      – И больше ничего? Никакой компенсации издержек, никакого твердого жалованья?

      – Нет.

      – То же самое могу вам предложить и я. Все это ровно ничего не значит. Скажите, господин