Верь мне. Елена Тодорова

хитро, будто расколоть меня таким незамысловатым подкатом пытается. – Хороший расклад в «Векторе» разыграли. Запуск, конечно, по максимуму крутой. Рискованный. Но очень уверенный. Так могут запрягать только люди вашего возраста, – потрясывая указательным пальцем, тихо смеется старик. – Не все, безусловно. Только самые сильные. Вы на своем месте, Александр. Никто не может вам помешать. К тому же эта свадьба несколько областей связывает… Я долго думал, зачем вы это делаете, – морщит лоб, собирая там глубокие складки. Будто до сих пор мозгует над озвученным вопросом. – Вам нужен Машталер, я прав?

      Я лишь приподнимаю брови. Снисходительно смотрю на того, кто явно привык разоблачать всяких-разных «элементов» покрупнее меня. Ждет, что расколюсь и я. Это, конечно, зря. Сам же должен понимать: у меня за плечами ебаная двадцатилетняя муштровка от двух таких же, если не более жестких, прокуроров.

      То, что отсутствие каких-либо ярких реакций с моей стороны Полторацкого не смущает, удивления тоже не вызывает. Такие люди, как он, крайне терпеливы. Могут раскручивать тебя часами, не поднимая ни внутреннего, ни внешнего тона.

      – Одного никак не пойму, – пауза столь же знакомая, как и все остальные приемы внушения. – Как вам удалось провести моих людей в Болгарии?

      – Не понимаю, о чем вы.

      – Вы же встречались с Христовым? Как его здоровье?

      Не отвожу взгляда, хотя зрительный контакт между нами определенно затягивается.

      – Не в курсе, – выдаю неизменно ровно. – Я был на отдыхе.

      – Угу, угу, – издавая эти звуки, кивает и ухмыляется шире. – Полагаю, что информация относительно того подляцкого спектакля с изменой вам все же открылась. А то, что ему предшествовало?

      – Не понимаю, о чем вы, – упорно повторяю я.

      – Что ж… Жаль. Мы могли бы объединить силы.

      Едва сдерживаюсь, чтобы не заржать.

      – Я еду на три дня домой, – первое, что звучит по-настоящему неожиданно. – В Киев, – уточняет явно намеренно.

      Я торможу дыхание. Но… Прицельный выстрел прокурора уже пробивает грудь. Жгучий жар вспыхивает, словно внезапно открывшаяся язва. Нутряк заливает густой и ядовитой кровью.

      Сердце на инстинктах высоту берет. На тех же инстинктах заставляет меня дышать чаще.

      – Подумайте об этом предложении до моего возвращения, – бросает мне в лицо, как грязь. – Через три дня.

      Дверь тихо хлопает. Я остаюсь один.

      Дергаю галстук. Хватаю кислород. И все равно задыхаюсь.

      Он едет к ней… К ней… К ней…

      Я успешно игнорирую целый вал гребаных жизненных ситуаций. Но, как оказывается, относительно Сони был в последнее время спокоен только благодаря тому, что ее папик находился в Одессе.

      А сейчас… Они встретятся и… Она с ним… Она…

      Понимаю, что стремительно лечу с катушек. Понимаю, что надо тормозить. Понимаю, что сам не справлюсь.

      Александр Георгиев: Мне нужно к вам на прием. Срочно.

      Валерий Романович: Приезжайте.

      Сначала было крайне