Куншт-камера. Алексей Розенберг

отрывая от карты по кусочку и тщательно разжевывая.

      При этом сам Дмитрий Петрович, который натуральный, почувствовал себя крайне неприятно – будто бы его действительно едят. И открывши глаза обнаружил, что его ухо задумчиво жует дог Арчибальд, который каждое утро таким образом намекал, что пора вставать и отправляться на прогулку.

      Будильник

      Петр Аркадьевич, не открывая глаз, шарил рукой по прикроватной тумбочке в поисках оглушительно звенящего будильника, который, судя по всему, достаточно ловко уворачивался или прикидывался посторонними вещами, так что Петру Аркадьевичу волей-неволей все-таки пришлось открыть глаза.

      – Подлец! – сказал он мгновенно обнаруженному будильнику, искусно притаившемуся за стаканом с водой. – Изверг! Да поржавеют твои шестеренки!

      Тяжело вздохнув, Петр Аркадьевич перевел стрелку звонка на пятнадцать минут вперед, подкрутил завод и, открывши тумбочку, достал из нее початую бутылку коньяку и мерный стакан. Начислив ровно сто семьдесят три миллилитра, залпом выпил, убрал все обратно, откинулся на подушку и снова уснул.

      Спустя пятнадцать минут будильник зазвонил вновь.

      – Скотина! – сказал Петр Аркадьевич будильнику, переводя стрелку звонка еще на десять минут вперед. – Да полопаются твои пружины!

      Тяжело вздохнув, он поставил будильник на тумбочку, и принял очередные сто семьдесят три миллилитра коньяку, после чего снова улегся.

      Через десять минут история повторилась. Потом еще раз. И еще. А потом Петр Аркадьевич решил, что уже достаточно пьян, чтобы никуда не ходить, и более не включая звонка, засунул будильник под подушку и, поплотнее укутавшись одеялом, с довольной улыбкой на лице погрузился в крепкий сон.

      Обычные будни

      Дмитрий Лукич, выкушавши графинчик водочки, под маринованный грибок да огненный борщик, пребывал теперь в состоянии душевной гармонии и, возлежа в гостиной на топчанчике, ковырял в зубе отверткой, мурлыкал легкомысленный романс и размышлял о женщинах.

      А в то же самое время, с холма Верхний Сопель, пробиваясь сквозь сугробы, доходящие до плеч, спускался древний Кука.

      С его косматых бровей свисали исполинские сосульки, путающиеся под ногами, и затрудняющие и без того тяжелый спуск.

      Периодически Кука делал остановку, обкусывал сосульки в три приема и, издавши чудовищный рык отчаяния и тоски, продолжал свой путь.

      В то же самое время, в небе над Кологривом появился парашютист на оранжевом парашюте.

      С земли, если пристально всматриваться, можно было различить, что парашютист имеет неприятные зеленоватые черты лица, отчаянно плюется и нехорошо выражается, так что местные кологривские мужики с нетерпением ожидали его приземления.

      Но приземлиться парашютист не смог, так как сильнейший порыв ветра унес его в неизвестном направлении.

      А еще, в то же самое время, некая гражданка Втюхина пришла в гости к некоему гражданину Козырь-Тузову,