Я тебя присвою. Елена Тодорова

Барби повторно заводится.

      – Почему ты такой грубый? Что я тебе сделала?

      – Дело не в тебе. Не принимай на свой счет. Я в принципе не настроен на долгое обсасывание пустых тем. Все узнаешь, когда время придет. Сейчас иди, умойся. Я жрать хочу.

      За столом, притихшая было Стародубцева, неожиданно оживает. Как-то у нее волнами настроение идет, уже заметил. Перемолола какие-то мыслишки и вдруг решилась выказать любопытство:

      – А где ты был, Андрей? Эти пять лет? Как у тебя все это получилось?

      – Я же сказал, что не терплю бессмысленной болтовни. Ешь молча.

      Отправляю кусок мяса в рот. Встречая ее неожиданно напористый взгляд, яростно пережевываю.

      – Я все же скажу, а ты послушай. Знаешь, если бы не этот гнусный договор, никогда бы с тобой не была. Я все это… Весь этот криминал осуждаю!

      Прочесывает изнутри. Молодец, кукла, расстаралась. Точно в цель ударила. От страха трясется, вижу же, а все равно выдает, дура.

      – Мне плевать, что ты там думаешь и осуждаешь. Не утруждайся.

      От негодования ее аж на стуле подбрасывает.

      – Какой же ты все-таки… Невыносимый…

      – А ты выносимая? Сказал, уймись! Не доводи меня.

      – Не уймусь. Меня это возмущает… Почему я должна молчать? Я всю жизнь молчу! Куда меня это привело? Посмотри на меня!

      Смотрю. Смотрю так, удавить готов!

      – Чего ты, мать твою, добиваешься?

      – Чтобы ты мне ответил. Кто ты такой, Андрей Рейнер? Почему ты такой? Почему???

      – Я обычный человек, – высекаю крайне медленно. – Все хотят красивой сытой жизни, Барби. И добиваются этого, кто как может. Вот и все. Не стоит строить из себя святую. По факту ты себя еще не знаешь. Молодая потому что. Жизни еще не вкусила. Попробуешь. Сравнишь. Через полгода к вопросу вернемся.

      – Я свое мнение никогда не изменю, – сердито шипит, отбрасывая салфетку. – То, каким путем ты получаешь желаемое – этому нет оправдания.

      Прямо не говорит, но я, безусловно, догадываюсь, на что направлен этот выпад. Святая невинность.

      – Ты бы предпочла, чтобы тебя кто-то другой купил? – спрашиваю с ухмылкой, но на самом деле мне ни хуя не смешно. – А я напомню, тебя бы купили.

      Бесит меня, когда язык у нее развязывается.

      – Лично тебя это ничуть не облагораживает, – героически стоит.

      Раскатала мне тут войну. Жанна Д’арк, блядь. За три дня, на хрен, возьму, как столицу круассанов.

      За месяц точно.

      – Отвечай на вопрос, – тоном и взглядом жестко давлю. – Хотела бы?

      Судорожно дергается, а, начиная говорить, уже от страха голос повышает:

      – Конечно же, я не хотела, чтобы меня кто-то другой покупал! Я тебе сказала, как ко всему этому отношусь.

      – Вина прибухни. В прошлый раз тебе после него заметно легче было.

      – Какой ты… – со скрипом отодвигает стул и выходит из-за стола.

      Бегом к лестнице бросается. Я не останавливаю. Давая себе остыть, спокойно доедаю ужин.

      Можно купить человека на время. Никого нельзя купить навсегда. Я пообещал,