Я тебя присвою. Елена Тодорова

все по-твоему было. Я это прекрасно понимаю. Сам таким каких-то десять лет назад был. Молодость, – выдыхая облако никотина, качает головой. – Будь умнее, работай на перспективу. С годами пыл поумеришь, захочется спокойной жизни. Тебе сколько сейчас?

      Я, злой и невежливый, не умею благодарить. Но в тот момент определенную признательность к нему чувствую. Хоть башню рвет действовать махом и получать все и сразу.

      – Двадцать восемь.

      – Молодость, – повторяет и снова качает головой. – Почти как моя Юлька, – имя жены необычайно мягко выговаривает. – Она сейчас серьезнее меня под себя городские порядки метет, – усмехается. – Везде пролезет.

      – И что делаешь?

      – Жду, пока надоест.

      Вспоминая реактивную Саульскую, хмыкаю и сам неосознанно усмехаюсь.

      – Слышал, Ставницер духом воспрял, – подкидываю, когда пауза в очередной раз затягивается. – Говорит, в боксе толковый парень появился.

      – Кстати, да. На следующей неделе летим в Москву поддерживать. А ты как? С нами давай? Тоже ведь в свое время немало ринг протоптал.

      – Да я так, несерьезно. Одни Олимпийские, – отмахиваюсь.

      Воспоминания о секции тянут другие, неприятные фрагменты из жизни. Мать, когда меня, пятилетнего, отдавала в спорт и годами, во всем себя ограничивая, горбатилась на всю эту амуницию, явно большие надежды на меня возлагала. Не оправдал. Раскачанную силу в другое русло направил.

      – Все равно. Подноготную понимаешь. Интересно вживую взглянуть на этого Егора Аравина.

      – Интересно. Надо подумать. Предложение заманчивое, – подвожу итог. И сообщаю, как есть: – У меня на личном сейчас перемены.

      – Неужто забрал свою принцессу?

      – Забрал. И, должен признать, не особо она на контакт идет.

      – Воюете? – тут Саульский неожиданно смеется.

      Я веселья не разделяю. От неожиданности нить этого посыла теряю. Но все же не выкручиваюсь.

      – Воюем.

      – Ты давай, чтобы без беспредела, – впервые Сауль конкретно давит своим мнением. – Вот с ней головой думай. Лес – это хуйня. Бабло проебёшь, новое всегда сколотишь. Для этого голова у тебя на плечах имеется. Не выгорит в одном, в другом месте обретешь. А с девчонкой мягче будь. Не жести.

      – С ней я сам разберусь, – даю понять, что совета не просил.

      – Разберешься, да. Вижу, что уже, молодой и борзый, не в ту степь двинул.

      Да какой молодой? Вот Барби зеленая. Я же, почти тридцатилетний половозрелый мужик, всякое повидал. Опыта хапанул, будь здоров. Дураком был бы, не стоял бы сейчас здесь.

      – Все под контролем, – заверяю с лихой уверенностью.

      – Тогда бери девчонку в Москву. Познакомишь и заодно выгуляешь. Наверняка столицу она еще не видела.

      – Ничего она не видела, – хмурюсь. – В том бараке и жизни не видела. Хочу его нахуй снести. Ставницер обещал поспособствовать.

      – Давно пора.

      – Да, только знаешь, как народ за годы даже к дерьму душой прикипает? Половина жильцов яростно