Горько-сладкий эрос. Энн Карсон

ἔλουσεν χαράδρῃ.

      Как кузнец молотом, вновь Эрот по мне ударил,

      А потом бросил меня он в ледяную воду[8].

(PMG, 413)

      – тогда как Софокл сравнивает это со льдинкой, тающей в теплых ладонях (Radt, fr. 149)[9]. Более поздние авторы смешивали ощущения жара и холода с метафорой вкуса; так получился «сладкий огонь» (Anth. Pal., ХII, 63), влюбленные, «обожженные медом» (Anth. Pal., XII, 216), стрелы Эрота «закалены в меду» (Anac., 27E). Поэт Ивик помещает эротический парадокс в дихотомию «мокрое-сухое» – «сверкающий молнией ветер фракийский» желания несет ему не дождь, а «жгучее безумие»[10] (PMG, 286, 8–11). Возможно, эти тропы отчасти основаны на античных представлениях о психологии и физиологии, связывавших приятные, желанные или положительные действия с ощущением жара, жидкости и таяния, а неприятные или ненавистные – с холодом, сухостью и застыванием.

      Но никто не обещает простой карты эмоций. Желание – вещь непростая. По-гречески акт любви именуется «смешивание» (mignumi), а желание расплавляет члены (lusimelēs, ср. фрагмент из Сапфо выше). Смешались телесные границы, смешались и ментальные категории. Бог (pothos, желание), плавящий члены, сокрушает влюбленного (damnatai), точно враг на поле битвы:

      ἀλλά μ᾽ ὁ λυσιμελὴς ὦταῖρε δάμναται πόθος.

      Плавящий члены бог меня сокрушает.

(Archilochos, West, IEG 26)

      Очертания любви и ненависти, следовательно, воспринимаются в связи со всевозможными сотрясениями чувственной сферы. Каждое такое сотрясение требует принятия решений и действий, но решение невозможно, а действие – парадокс, когда чувства возбуждены эросом. Даже повседневная жизнь дается с трудом; поэты говорят о последствиях поступков и суждений:

      οὐκ οἶδ ὄττι θέω· δίχα μοι τὰ νοήμματα.

      Я не знаю, как быть: у меня два решения[11], —

(LP, fr. 51)

      говорит Сапфо и резко умолкает.

      ἐρέω τε δηὖτε κοὐκ ἐρέω

      καὶ μαίνομαι κοὐ μαίνομαι.

      Люблю опять и не люблю,

      И без ума, и в разуме[12], —

(PMG, 428)

      восклицает Анакреонт.

      ἐξ οὗ δὴ νέον ἔρνος ἐν ἠϊθέοις Διόφαντον

      λεύσσωνοὔτε φυγεῖν οὔτε μένειν δύναμαι.

      На Диофанта гляжу, среди отроков новую отрасль.

      Бегством уже не спастись, но и остаться нельзя.

(Anth. Pal., XII, 126, 5–6)

      «Желание велит влюбленному действовать и в то же время не действовать», подытоживает Софокл (Radt, fr. 149). И не только действие терпит неудачу. Моральная оценка также ломается под действием парадокса, и желание распадается на благо и зло, сосуществующие одновременно. Эрот Еврипида «в колчане соблазнов две стрелы хранит – ту, что блаженным навек человека творит, с той, что и сердце, и жизнь отравит»[13] (IA, 548–549). Более того, Еврипид делает из одного бога любви двух: два Эрота появляются во фрагменте утраченной трагедии «Сфенебея». Один из них дарует влюбленному добродетельную жизнь; второй – злейший враг влюбленного (echthistos) и ведет его прямиком в чертог смерти (Page 1932, III, 128, 22–25). Любовь и ненависть раздваивают эрос.

      Вернемся к вопросу,

8

Пер. Г. Церетели. – Прим. пер.

9

См. образ «льда-удовольствия» в обсуждаемом далее фрагменте Софокла. – Прим. пер.

10

Пер. В. Вересаева. – Прим. пер.

11

Пер. В. Вересаева. – Прим. пер.

12

Пер. В. Вересаева. – Прим. пер.

13

Пер. И. Анненского. – Прим. пер.