Горько-сладкий эрос. Энн Карсон

ed. (Leipzig, 1889)

      West, IEG Iambi et Elegi Graeci, ed. M. L. West, 2 vols. (Oxford, 1971–1972).

      Условные обозначения

      fr. – фрагмент

      ff. – следующие стихи

      Греческий алфавит и транслитерация

      Α α альфа [a]

      Β β бета [b]

      Γ γ гамма [g]

      Δ δ дельта [d]

      Ε ε эпсилон [e]

      Ζ ζ дзета [dz]

      Η η эта [ē]

      Θ θ тета [th]

      Ι ι йота [i]

      Κ κ каппа [k]

      Λ λ лямбда [l]

      Μ μ мю [m]

      Ν ν ню [n]

      Ξ ξ кси [ks]

      Ο ο омикрон [o]

      Π π пи [p]

      Ρ ρ ро [r]

      Σ σ ς сигма [s]

      Τ τ тау [t]

      Υ υ ипсилон [u]

      Φ φ фи [ph]

      Χ χ хи [h]

      Ψ ψ пси [ps]

      Ω ω омега [ō]

      Введение

      Рассказ Кафки «Волчок» повествует о некоем философе, который проводит досуг среди играющих детей, силясь схватить волчок во время вращения. Всякий раз, когда ему это удается, он переживает мгновенье счастья, убежденный, что «достаточно познать любую малость, следовательно и вертящийся волчок, чтобы познать всеобщее». Почти сразу же восторг сменяется отвращением, и он отбрасывает волчок и уходит. Однако надежда познания наполняет его всякий раз, стоит ему увидеть, как дети собираются запускать волчок: «…а если волчок уже вертелся и он, задыхаясь, бежал за ним, надежда превращалась в уверенность, но когда он наконец держал в руках глупую деревянную вертушку, ему становилось тошно»[1].

      Этот рассказ – о том восторге, каким наполняет нас метафора. Значение вращается, оставаясь прямым на оси нормального, повинуясь условности ассоциативного значения и понятийного смысла – и тем не менее: вращаться – это ненормально, прятать нормальность и прямоту посредством волшебного вращения – нелепо. Какое отношение нелепость имеет к надежде познания? К восторгу?

      Этот рассказ – размышление о причинах того, почему мы любим влюбляться. Красота вращается, приводя в движение рассудок. Если поймать красоту, то удастся понять, как возможна нелепая устойчивость головокружения. Но восторгу нет нужды достигать своей цели. Бежать, задыхаясь, но все еще не догнать – вот что упоительно: застывшее мгновение живой надежды.

      Нет, цель влюбленного не в том, чтобы устранить нелепость. И не верю я, что наш философ в самом деле гонится за познанием. Скорее он стал философом (то есть тем, чья профессия – восторг познания), дабы получить благовидный предлог и припустить за волчком.

      Принстон, Нью-Джерси.

      Август, 1985 год.

      Горько-сладкий

      Первой назвала любовную страсть «горько-сладкой» Сапфо. Всякий, кому случалось влюбляться, с ней согласится. Что же имеется в виду?

      Сапфо любовь казалась опытом, приносящим одновременно удовольствие и боль. Здесь есть противоречие и, возможно, парадокс. Для постижения этого эрос рассекает надвое рассудок. Отчего? Составляющие противоречия на первый взгляд очевидны. Как и Сапфо, мы считаем сладость любовного желания чем-то само собой разумеющимся; она улыбается нам обещанием удовольствия. Горечь же не настолько очевидна. Возможны разные причины, почему то, что сладко, непременно должно быть и горьким. Поэты истолковывали это по-разному. Собственная формулировка Сапфо – отличная отправная точка для отслеживания возможных трактовок. Вот тот самый отрывок:

      Ἔρος δηὖτέ μ᾽ ὀ λυσιμέλης δόνει,

      γλυκύπικρον ἀμάχανον ὄρπετον.

      Эрос вновь меня мучит истомчивый

1

Пер. В. Станевич. – Прим. пер.